77 
По настоянию Коннора бал закончился довольно быстро, что вызвало множество двусмысленных комментариев.
Джилл вытерпела и их, как она терпела все остальное на протяжении этого долгого дня, внешне спокойно, а внутренне уйдя в себя и глядя на Грейвиса и Петтибву, стоящих рядом с Билдеборохами. Все это ради них, постоянно повторяла она себе; и, по правде говоря, никогда прежде ей не приходилось видеть своих приемных родителей такими счастливыми. Петтибва, та просто сияла.
Когда гости откланялись, Коннор повез Джилл через весь город в особняк своего дяди, барона Билдебороха. Они незаметно вошли через боковую дверь западного флигеля и направились в гостевые комнаты, которые барон предоставил своему племяннику вместе с парой служанок. Обе были еще моложе Джилл, которой едва исполнилось восемнадцать. Они отвели ее в спальню. Войдя туда, Джилл растерялась, почувствовав себя совсем крошечной. Высокие потолки, огромные гобелены на стенах, а постель и камин таких невероятных размеров, что у бедняжки просто дух захватило. Вся прошлая жизнь приучила девушку к отсутствию излишеств, и эта роскошь казалась ей… непристойной; на постели могли бы с удобством спать не меньше дюжины человек, и Джилл даже пришлось встать на стул, чтобы забраться на нее!
Она молчала, пока служанки снимали с нее роскошное платье, наперебой болтая.
— Леди должна иметь большую практику в искусстве занятий любовью, — заметила первая.
— Есть ли в Палмарисе хоть одна девушка, которую Коннор Билдеборох не затащил бы в постель? — добавила другая.
Джилл почувствовала дурноту, когда услышала это.
Наконец болтушки ушли. Она сидела на краю огромной постели в открытой шелковой ночной рубашке (слишком низкий вырез и спереди и сзади), едва достающей до бедер. Ночь была холодная — стоял поздний август, — в комнате сквозило, но служанки разожгли в камине огонь. Джилл встала, чтобы подойти к нему, и тут дверь рывком отворилась. Вошел Коннор, в черных брюках и белой рубашке, в которых он был во время свадьбы, но без ботинок, куртки и даже без пояса.
Джилл пристально смотрела на огонь в камине; он подошел и крепко обнял ее сзади.
— Моя Джилли, — прошептал он, водя губами по ее шее.
И тут же отпрянул с исказившимся лицом. Он ощутил ее напряжение, поняла она, и уже одно это позволило ей немного расслабиться. Коннор так хорошо знал ее; он не мог не почувствовать ее страха. Он будет нежен с ней, от всей души надеялась Джилл. Не станет торопить ее. Он ведь любит ее, в конце концов!
Только эти мысли стремительно пронеслись в ее сознании, как Коннор грубо схватил ее, притянул к себе и впился губами в ее губы. Она была так потрясена, что даже не отшатнулась, даже не успела толком испугаться этого внезапного бурного проявления страсти.
Она чувствовала его губы, чувствовала во рту его язык.
В ее сознании прозвучал вопль мучительной боли. Крик умирающего ребенка, крик матери, всех других жителей деревни.
— Нет! — Джилл оттолкнула Коннора и застыла перед ним, часто, тяжело дыша.
— Нет?
У нее с такой силой перехватило дыхание, что она была не в состоянии ничего объяснить; просто покачала головой.
— Нет?! — теперь уже закричал Коннор и с размаху ударил ее по лицу.
Джилл почувствовала, что колени у нее подогнулись, и она упала бы, если бы Коннор снова не стиснул ее в объятиях, осыпая поцелуями лицо и шею.
— Ты не должна отказывать мне!
Джилл сопротивлялась, не желая сделать ему больно, даже сочувствуя ему, но ощущая полную свою неспособность пойти навстречу его желанию. В конце концов ей удалось вырваться и отступить на шаг назад.
— Я твой муж, — почти спокойно сказал Коннор. — По закону. И буду делать с тобой все, что пожелаю.
— Умоляю тебя… — пролепетала Джилл.
Коннор взволнованно зашагал по комнате, возмущенно вскидывая руки.
— Я ждал все эти долгие месяцы! Грезил тобой, мечтал об этой ночи. В целом мире для меня нет ничего важнее этой ночи!
Он внезапно остановился в нескольких шагах перед ней.
Джилл почувствовала себя самым мерзким существом на свете. Она хотела уступить Коннору, дать ему то, что он заслужил своим терпением. Но эти крылья, эти черные крылья! И этот далекий, душераздирающий вопль!
Внезапно его поведение снова резко изменилось.
— Все, хватит, — произнес он голосом, в котором чувствовалась угроза.
77 
