Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
46 
Тишина.
Потом сзади — неожиданно близко — хруст переломленного копытом сучка. Что-то уж больно быстро!..
Охотник повернулся, как на пружинах.
Лось подходил молча. Охотник увидал его метров за сто. Быстрая тень мелькнула между деревьями, скрылась, показалась опять, опять скрылась.
…Стрелять? Нет, еще далеко!..
Зверь шел наискосок от охотника, справа.
«Левый бок!.. — пронеслось в голове. — В сердце… Пора!»
Охотник вскинул ружье, установил его стволы в промежутке между деревьями, взяв вперед по направлению бега зверя. Руки застыли.
Темная туша закрыла мушку.
Грохнул выстрел.
Одно мгновение было видно: туша стремительно сунулась в землю.
В страшном возбуждении охотник ждал, что будет, не отнимая ружья от плеча.
Низкий, протяжный, почти человеческий стон донесся из-за деревьев.
Не выдержав, дико заорал охотник.
В ту же минуту зверь поднялся — и темная тень опять замелькала в лесу, быстро удаляясь.
Охотник, не целясь, выпалил из второго ствола.
Лось ушел.
Охотника била лихорадка. На глазах навернулись слезы. Торопливо перезарядив ружье, он кинулся к тому месту, где зверь упал.
В сумерках еще были видны примятые тяжелым телом кусточки.
Охотник опустился на колени и стал шарить руками по земле.
Вдруг он поднял руки к глазам; руки были в темной крови.
Он хотел вскочить и бежать за раненым зверем. Но сейчас же сообразил, что в темноте не разобрать следов.
«Надо скорей за Ларивоном! — подумал он. — Всё равно без лошади не обойдешься».
И побежал из лесу.
Глава XI
КРОВАВЫЙ СЛЕД
Старому глухарю приходилось теперь ночевать одному в тайном убежище друзей.
Лось уходил с вечера, всю ночь бродил по лесу и возвращался, только когда солнце поднималось над деревьями.
Глухарь уже привык к долгим отлучкам своего друга.
Но сегодня ночью его разбудили гулкие выстрелы. Ночь прошла тревожно. И, когда рассвело, глухарь не полетел на жировку, а остался ждать друга.
Тревожное выдалось и утро: невдалеке слышались громкие голоса людей.
Солнце встало уже над вершинами деревьев, а Одинец всё еще не шел.
Глухарь не мог больше ждать: он жестоко проголодался. Он снялся с ели и полетел клевать жухлую, уже тронутую утренником, жесткокожую бруснику.
Охотник не заснул всю ночь. Ларивон убедил его, что в темноте найти зверя невозможно и что лучше даже подождать подольше, дать ему изойти кровью, а то опять поднимется и уйдет далеко.
Чуть свет Ларивон запряг лошадь. Ежась от холода, они покатили через поля.
Охотник был как во сне. Смотрел на землю, на лес, на весь мир — и не узнавал его. Земля подернулась серебристой изморозью, лес разубрался пышными цветами осени, в небе розовели легкие облачка.
Одно раздражало охотника: он не мог понять, почему крестьянин так равнодушно, почти враждебно принял известие о его победе над страшным зверем? Услышав, что Одинец тяжело ранен, может быть, уже мертв, Ларивон ни слова похвалы не сказал охотнику, молча улегся и через пять минут уже храпел.
Они въехали в лес. Впереди, по неширокой лесной дороге шел человек с топором за поясом. Когда телега поравнялась с ним, он внимательно оглядел охотника и, не снимая с головы шапки, спокойно молвил:
— Здорово, дядя Ларивон! Аи на охоту барчука повез?
— Да вот, вишь ты, за раненым лосем собрались.
— Одинца я убил, — не выдержал охотник. Путник разом оживился. Глаза блеснули из-под густых бровей, бородатое лицо передернулось.
— Одинца? — быстро спросил он. — Подсади-ка, дядя Ларивон, больно поглядеть охота!
— А садись! — разрешил Ларивон. — Может, пособить случится.
Охотник обрадовался новому спутнику и стал ему рассказывать, как подкараулил и свалил старого лося.
Бородатый крестьянин смотрел на него с нескрываемым почтением, долго разглядывал ружье, совсем по-детски удивлялся рассказу о страшном ударе пули «жакан».
— А Одинцову лежку нашел?
Охотник сознался, что лежки найти не мог, как ни искал.
Тогда бородач заметил:
— Гляди, он и раненый под землю не ушел бы: дошлый зверь.
— Никуда не уйдет! — сказал охотник. — Я его разрывной пулей стрелял.
Они уже подъехали к тому месту, где надо было сворачивать с дороги.
46 
