Особенно,... 
7 
Гассан очнулся от дум: точно дунуло вдруг с гор!.. Мгновенно рассеялись по сторонам бумажные змеи — пустельги. Будто сорвавшись с облака, упал перед джигитом жаворонок. Быстро-быстро накидал крылышками на спину себе серую пыль и — сам серый — исчез на глазах невидимкой. Чеканчик со страху юркнул под землю — в узкую мышиную норку.
Один франколин ничего не замечал, бил-барабанил свою глухую песнь: «Чук, чук — быть беде, — ти-ти-тур!»
И накликал: точно свист стрелы за кустом, быстрая тень впереди — сокол! Глупый петух растерялся, подскочил — и ракетой — по-фазаньи — вверх. И конечно, — смело, как вихрем. Теряя перья, пал на землю с тяжелым соколом на спине.
Джигит чуть сдержал крик: сапсан!
А сокол уже поднимался с добычей. Тяжело и часто махая крыльями, полетел к кургану неподалеку. Сел.
Гассан свистнул коня, вскочил в седло. Теперь — не упустить из виду, заметить, что будет делать, куда понесет добычу.
Но сокол, видно, сам собирался позавтракать франколином: ощипывал перья у него на груди.
К кургану слетались коршуны. Хрипло крича, они кружились над соколом, падали вниз, поднимались.
«Клянчат, проклятые жабоеды, — злился про себя джигит. — Вам только цыплят таскать у зазевавшейся клушки да жрать вонючую падаль. Покажет вам сокол».
И правда: сапсан сделал движение, точно собираясь кинуться на надоедливых попрошаек. Коршуны бросились врассыпную, но сейчас же снова вернулись, принялись кружить и падать.
Соколятник от души презирал их. Как трусливые гиены перед львом, коршуны перед сапсаном.
Их грязно-бурое оперение скрывает несильное тело. Хоть ростом они не уступят сапсану, их слабые когти не знают стальной соколиной хватки.
Сапсану ничего не стоило расправиться с ними. Но, видно, они были ему так же противны, как джигиту: сокол неожиданно выпустил добычу и взмыл над курганом.
Коршуны кинулись на мертвого петуха, рвали кровавое, в перьях мясо, давясь, поспешно заглатывали куски, крича и ссорясь. Сапсан не оборачивался. Он несся вперед — к далеким деревьям, одиноким островком поднимавшимся среди ровной степи.
Когда взмыленный конь примчал джигита к зеленому островку, сокол летел уже назад к горам — с новой добычей в когтях.
Гассан решил ждать здесь. Он знал привычки соколов. У каждого из них свой охотничий участок. Теперь сапсан полетел кормить птенцов. Но он вернется, если только этот зеленый островок в его владениях.
Джигит отпустил коня и спрятался в кустах.
Он ждал долго. Тени деревьев становились короче и короче, точно кто их тихонько сматывал под корни. Одна за другой прилетали со степи рыженькие пустельги и прятались в листве. Замолкал птичий хор. Исчезли коршуны. Орел кругами отлетел за горы.
Наступила минута: Гассану почудилось, что он один в мире. Всё кругом притаилось и затихло.
«Полдень», — подумал джигит, взглянув на небо.
И тут он опять увидел в небе — так высоко, что туда не доставало горячее дыхание земли, — в ясной синеве неба опять увидел чуть заметную темную точку — гриф! — и вспомнил: следит!
Он встряхнул головой:
— Жди, коли терпенья хватит.
И стал смотреть, как из-под деревьев медленно-медленно начали вытягиваться тени.
ПТИЧИЙ ХОЗЯИН
Полдневный жар спадал. Птицы вылетали из листвы, как пчелы из улья. Поднялась суетливая возня в ветвях. Писк, шум, пенье наполнили зеленый островок.
«Прилетит хозяин, — улыбнулся про себя Гассан, — нагонит страху».
И будто в ответ ему раздались резкие крики встревоженных сизоворонок.
Начался невообразимый переполох. Птицы с криком кидались под защиту ветвей. Некоторые, неизвестно для чего, взвивались и сверху стремительно падали в листву.
«Он здесь», — понял Гассан и, осторожно раздвинув кусты, стал высматривать всполошившего птиц хищника.
Гассан увидел его совсем близко от себя — на ветке дерева, но радости не испытал: это был не сапсан, а серый ястреб-тювик. Джигит даже плюнул с досады: раз тут хозяйничает ястреб, сокола сюда не жди. Эти хищники никак не уживаются друг с другом. Сапсан, верно, случайно залетел сюда, как тогда — в аул.
Джигит пожалел, что у него не было под рукой хоть камня. Дерзкий хищник, казалось, издевался над ним: так спокойно он расклевывал мертвую сизоворонку, равнодушно поглядывая на высунувшегося из куста человека. С ненавистью смотрел Гассан на его приплюснутую голову, в его холодный глаз, сделанный, казалось, из прозрачного желтого камня.
7 
