2 
– Мне все это ни к чему. Меня могут посадить за один только разговор с тобой.
– С каких это пор ты обращаешь внимание на судебные решения? – спросил он.
– С тех пор как мне дали срок условно. У меня теперь все по-другому, Слизняк. Не порти мне жизнь.
Он рассматривал ее исподлобья.
– Да, я слышал, будто ты уверовала. И я тобой горжусь. Тебе-то самой это все по душе?
– Да, конечно, – поспешила ответить Манч.
Он саркастически выгнул бровь – ну вылитый Кларк Гейбл! Неужели он уловил в ее тоне нотки неуверенности?
– Выглядишь отлично. Я как раз собирался сказать.
Она фыркнула.
– Уволь. Хочешь сделать мне приятное? Тогда исчезни из моей жизни. – Она лягнула шину пикапа. – И это забери с собой.
– Брось ты, Манч! У нас с тобой столько в прошлом!
– Вот тут ты прав: в прошлом. Давай забудем и то, что было и чего не было… Все к лучшему. Нам обоим ни к чему было таскать за собой ребенка.
Она посмотрела на него, словно ища подтверждения своим словам, но ничего на его лице не прочла.
– Но мы все-таки друзья? – спросил он.
– Мы никогда не были друзьями, Слизняк, просто вместе ловили кайф. – И она выразительно глянула на его спутника.
– Вот как ты заговорила! А мы все, значит, только дерьмо, прилипшее к твоим подметкам?
В его тоне звучала обида, будто она предала некую идею. Но никакой идеи не было, гневно напомнила она себе, была лишь горстка накачавшихся идиотов, пытающихся как-то оправдать свое существование.
– Да нет же, Слизняк, – возразила она. – Пойми, пожалуйста: у меня в жизни наконец появилось что-то хорошее. И я не хочу все испортить.
– Я не собираюсь ничего тебе портить.
– Мне нужно беречься, Джон. Я нездорова… это ведь болезнь.
– О чем ты? Какая еще болезнь?
– Алкоголизм и наркомания в стадии ремиссии. Мне нельзя общаться с теми, кто пьет и ширяется.
Как объяснить ему, если она и сама не все понимает! Она просто пользовалась защитными приемами, которым ее научили, – повторяла положения программы реабилитации. Наверное, было бы проще, если б он на нее разозлился.
– И ты действительно совсем забыла о прежних деньках? – спросил он.
– Я должна о них забыть.
– А как же Деб? – осведомился он. – И Буги? Я считал, он – твоя самая вкусная шоколадка.
– Я ничего о них не слышала почти год. Даже не знаю, где они.
– Они в Каньонвиле.
– А это где?
– В Орегоне. Красивые места, если не боишься дождей.
Это известие ее удивило.
– Так она все-таки своего добилась? – Когда-то они мечтали вместе перебраться в деревню, подальше от городских соблазнов, туда, где можно было бы заново начать жизнь, дать Буги нормальное детство. – У тебя есть ее телефон?
Слизняк извлек из кармана бумажник.
– Секундочку. Ручка найдется?
Она вручила ему свою ручку. Он подошел к столу и взял несколько визиток мастерской. Стоявший сзади Джек нахмурился.
Слизняк перевернул одну из карточек, написал слово «Гадюшник», а под ним – номер телефона с кодом штата Орегон.
– Дома у нее телефона нет, – сказал он, – но обычно ее можно поймать по этому.
– Что это – «Гадюшник»?
– Бар в Каньонвиле.
– У нее все в порядке?
– Нашла себе старика.
– Вот так новость! – усмехнулась Манч.
У Деб всегда был какой-нибудь «старик». С каждым у нее была любовь до гроба, и она безутешно рыдала, когда они исчезали. Манч завидовала ей – такой глубине страсти.
– Он – жопа, – добавил Слизняк.
На ее губах появилась грустная улыбка. «Старики» все поголовно оказывались жопами, особенно когда Деб с ними расставалась.
– У меня были с ним кое-какие дела, – пояснил Слизняк. – Он пытался меня кинуть.
– Угу.
Ей ни к чему знать подробности. Слизняк все равно правды не скажет. У него вечно все кругом виноваты, а сам он – прямо ангел безгрешный.
– Мне надо работать. Так что у тебя стряслось, Слизняк?
Он нервно оглянулся на своего спутника.
– Я же сказал, мелкие неприятности. Ничего серьезного. Все скоро рассосется.
– А я тебе зачем понадобилась? – спросила она.
– Мне просто захотелось с тобой увидеться, – уверил он, наблюдая за проезжающим транспортом, словно чего-то ждал. – Прошло столько времени. – Он поднял руку и дотронулся до ее щеки. – Слишком много.
Она отстранилась. Пора было заканчивать этот разговор.
Слизняк – не первый призрак ее прошлой жизни. Она нашла простой способ избавляться от них – бывших приятелей-наркоманов, которые, почуяв надежду поживиться, каким-то образом умудрялись ее отыскать. Они приходили к ней с рассказами о невезухе, излагали свои истории с печальными лицами и искренними интонациями. Может, им казалось, что, протрезвев и перестав употреблять наркоту, она лишилась памяти. Что раз она перешла в другую команду, то теперь не распознает их фокусов. Она убедилась, что проще им потворствовать: выслушать их глупости и поддакнуть, что жизнь страшно несправедлива. А потом она одалживала им денег – обычно двадцатку (но никогда больше пятидесяти долларов) – и они обещали расплатиться с ней, как только «встанут на ноги». По второму разу должники не появлялись. «Одолженные» деньги были недорогой платой за уверенность в том, что они больше не вернутся.
2 
