ДОРОГА

Все эти жаркие дни в городской толчее говорили только о дороге. Кое-кто отпускал по поводу дороги шуточки, кое-кто презрительно морщил нос, одни в восхищении цокали языками, другие исходили от ненависти к этой самой дороге.

А поскольку население города Парижа имело привычку петь куплеты о том, что оно любило или же ненавидело, то население города Парижа пело куплеты о дороге. Пекари из Гонеза дважды в неделю привозили в город хлеб — они обязаны были его распродать, поскольку им запрещалось провозить его обратно через заставу, и по пути обсуждали дорогу с крестьянами, направлявшимися на Ле Галль, большую круглую площадь, от которой отходило шесть весьма шумных улиц. Нет, конечно, прежде всего они обсуждали качества хлеба, рыбы, мяса и молока, но всегда находили минутку, чтобы потолковать и о дороге. На углах стояли торговки кофе с привязанными за спиной здоровенными кофейниками. Они вопили: «Кофе с молоком, всего по два су за чашку! Кофе с молоком и с сахаром, друзья!» — и в перерывах между выкриками шутковали о дороге с прохожими, что останавливались попить кофейку из щербатых глиняных кружек.

По улицам во весь опор носились обсыпанные пудрой парикмахеры, их парики и полы камзолов развевались на бегу — но и в этой бесконечной спешке от клиента к клиенту они выкраивали минутку, чтобы обменяться с коллегами последними сплетнями о дороге; степенно проплывали стряпчие из Шатле — вид их был серьезен, беседовали они вполголоса, и все равно о дороге; а по утрам, когда улицы бывали еще пустынными, по ним торопились на работу серые мышки-клерки, и о чем же они шептались? О дороге, конечно.

О ней вели светские беседы дамы и господа — те, что побогаче, курсировали между Парижем и Версалем в экипажах, те, что победнее, парились в тесных «каррабасах», а те, кто не мог позволить себе экипаж, но презирал «каррабасы», пользовались средством передвижения, которое злоязыкие парижане окрестили «горшком».

Фраза о дороге была той самой, с которой начиналось обращение кавалеров к проституткам в Пале-Рояле, с фраз о дороге начинали свои пламенные речи политические агитаторы.

О дороге шутили мужчины и женщины, осторожно пробиравшиеся по залитым едкой грязью улицам, по ее поводу чесали языки уличные смотрители и бездельники, слонявшиеся по Понт-Нев.

Дорога на Компьен, мятежная дорога, занимала умы парижан. Ибо была она символом их взаимоотношений с королем — ответом Людовика Пятнадцатого на нелицеприятное отношение к нему его народа: «Вы более не желаете называть меня Обожаемым Луи? Вот я и построю дорогу, по которой буду объезжать ваш город. Больше никогда не прибуду я в Париж ради собственного удовольствия — разве только по велению долга».

Вот почему жители Парижа смеялись над дорогой и слагали язвительные куплеты — они хотели, чтобы король понял: если ему на них наплевать, то им и подавно, а в случае чего они и возненавидеть его способны.

МАРКИЗА

Маркиза де Помпадур сидела перед зеркалом и, пока горничные убирали ей волосы и наносили на лицо грим, беседовала с визитерами: при дворе был обычай принимать посетителей именно «в час туалета».

Она благосклонно улыбалась. Личико ее под румянами, помадами и высоко взбитой прической было скорее хорошеньким, чем по-настоящему красивым, и те, кто неоднократно присутствовал при ее туалете, уверяли, что грим и искусственное оживление скрывают истинное ее лицо — лицо женщины пожившей, усталой и опытной. Те же, кто видел ее впервые, не верил подобным россказням. Впрочем, все знали, что маркиза — великолепная актриса.

А как она мила и благосклонна! Всех, даже самых ничтожных, одаривает она своим добрым вниманием! Враги же перешептывались:

— Смотрите, как она осторожничает! Наверняка потому, что понимает: ее власть над королем уже не так безмерна, как прежде.

— Неужели же она это знает?

— Еще бы! Она вовсе не дурочка. Да и как могла женщина, рожденная обыкновенной мадемуазель Пуассон, превратиться во всемогущую маркизу де Помпадур (без всякой помощи придворных, заметьте), если б она была дурой?

— Но она и виду не подает!

— Да? А вы заметили, как решительно и гордо стала она задирать подбородок? Она прекрасно понимает, что надоела королю. Нет, долго она не продержится.

Но прекрасные глаза маркизы были по-прежнему ясными, во взгляде царило спокойствие — казалось, злобный шепоток не достигал ее слуха.

  1