Особенно,... 
42 
Стали звери и птицы Кита просить:
— Ты из нас самый сильный и большой зверь. Ты председатель наш. Понатужься — нырни на дно. Собрание просит, — нельзя отказываться.
Набрал Кит воздуху, ударил хвостом по воде, — нырнул. Пошли по морю волны, закачались на них звери и птицы.
Ждут-пождут — нет Кита. Только большие пузыри из воды выскакивают да с треском лопаются. И волны улеглись.
Вдруг забурлила вода, всколыхнулось море, — выкинуло Кита высоко в воздух.
Упал Кит назад в воду, выпустил из ноздрей две струи.
— Нет, — говорит, — не достать мне до дна. Очень уж я толстый. Не пускает меня вода.
Загрустили звери и птицы: уж если Кит не может достать, — кто же достанет?
Собрались все в круг, молчат, горюют.
Вдруг выплывает в середину круга востро-носенькая птица.
— Давайте, — говорит, — я попробую. Может быть, я донырну до дна.
Посмотрели звери и птицы: да ведь это Люля-Нырец! Ростом с малую уточку. На головке рожки из перьев торчат.
Зашумели, рассердились звери и птицы:
— Ты, Л юля, смеёшься над нами! Кита-великана море, как щепку, выкинуло. А уж тебя-то, слабенькую, разом расплющит.
— А может быть, и ничего, — говорит Люля. — Попробую.
И как сидела на воде, так и ушла под воду: только голову опустила — и нет Люли. Даже ряби на волнах не осталось.
Ждут-пождут звери и птицы — нет Люли. И море спокойно, только белые пузырики из воды выскакивают и лопаются без шума.
Вдруг на том месте, где Люля нырнула, опять она сидит. А когда вынырнула, — никто и не заметил.
Сидит, дышит тяжело.
Зашумели, засмеялись звери и птицы:
— Где тебе, Люля, до дна достать! Маленькая ты, слабенькая ты, а с Китом тягаться хочешь.
А Люля молчит. Отдышалась, отдохнула, — опять под воду ушла.
Ждут-пождут звери и птицы, смотрят на воду — нет Люли. И море спокойно, только розовые пузырики из воды выскакивают, лопаются без шума.
Вдруг на том месте, где Люля нырнула, опять она сидит. А когда вынырнула, — никто и не заметил.
Сидит, тяжело дышит. И глаза у неё розовые стали, и на клюве розовый от крови пузырик.
Зашумели звери и птицы: жалко им стало маленькую Л юлю.
— Довольно, — говорят, — ты для нас постаралась. Отдыхай теперь. Всё равно не достать земли со дна моря.
А Люля молчит.
Отдышалась, отдохнула, — опять под воду ушла.
Ждут-пождут звери и птицы, смотрят на воду — нет Люли.
И море спокойно. Только красные пузырики из воды выскакивают, лопаются без шума.
Зашептали звери и птицы:
— Красные пузырики пошли — это кровь Люлина, Раздавило море Люлю. Не видать нам больше Люли.
Вдруг видят: глубоко в воде, под тем местом, где Люля сидела, что-то тёмное мелькает, приближается. Ближе, ближе, и всплыла наверх Люля ножками кверху.
Подхватили её звери и птицы, перевернули, посадили на воду ножками вниз и видят: сидит Люля, еле дышит. Глаза у неё кровью налились, на клюве — красный кровяной пузырик, а в клюве — щепотка земли со дна морского.
Обрадовались звери и птицы, взяли у Люли щепотку земли и сделали большие острова.
А маленькой Люле за то, что землю достала со дна моря, постановили дать награду: пусть в память об этом подвиге навсегда останутся у Люли глаза и клюв красивого красного цвета.
На этом общее собрание и кончилось И помчались звери, помчались птицы делить между собой землю. А Люля осталась сидеть, где она сидела: она не могла ещё отдышаться.
Звери и птицы разобрали всю землю, до последнего клочка. Для Люли-то и не осталось места. Вот и живёт она на воде по-прежнему.
Придёт пора детей выводить — соберёт камыш да ветки, что с берега в воду упали, устроит себе плотик плавучий. На нём и выводит детей.
Так и плавает всю жизнь по воде.
А глаза и клюв у Люли — это верно — и до наших дней красные остались.
Кузяр-Бурундук и Инойка-Медведь
Прежде Кузяр-Бурундук был весь жёлтый, как кедровый орешек без скорлупки. Жил он — никого не боялся, ни от кого не прятался, бегал, где хотел.
Да раз ночью поспорил с Инойкой-Медведем. А маленькому с большими — знаешь, как спорить: и выспоришь, да проиграешь.
Спор у них был: кто первый утром солнечный луч увидит?
Вот взобрались они на пригорышек и сели.
Инойка-Медведь сел лицом в ту сторону, где утром из-за леса солнцу вставать. А Кузяр-Бурундук сел лицом туда, где вечером солнце зашло за лес. Спиной к спине сели и сидят — ждут.
42 
