ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Муж напрокат

Все починається як звичайний роман, але вже з голом розумієш, що буде щось цікаве. Гарний роман, подарував масу... >>>>>

Записки о "Хвостатой звезде"

Скоротать вечерок можно, лёгкое, с юмором и не напряжное чтиво, но Вау эффекта не было. >>>>>

Между гордостью и счастьем

Не окончена книга. Жаль брата, никто не объяснился с ним. >>>>>

Золушка для герцога

Легкое, приятное чтиво >>>>>




  239  

Вот они-то, хозяева, не были нужны Сталину, а нужны ему были те, которые были так талантливо описаны Андреем Платоновым в его запрещенном до самого конца 80-х романе «Чевенгур». Вот они:

«Все взрослые члены коммуны — семь мужчин, пять женщин и четыре девки занимали в коммуне определенные должности.

Поименный перечень должностей висел на стене. Все люди, согласно перечню и распорядку, были заняты целый день обслуживанием самих себя; названия их должностей изменились в сторону большего уважения к труду, как-то — была заведующая коммунальным питанием, начальник живой тяги, железный мастер — он же надзиратель мертвого инвентаря и стро ительного имущества (должно быть, кузнец, плотник и прочее — в одной и той же личности), заведующий пропагандой коммунизма в неорганизованных деревнях, коммунальная воспитательница поколения — и другие обслуживающие должности.

Копенкин долго читал бумагу и что-то соображал, а потом спросил председателя, подписывающего ордера на ужин:

— Ну а как пашете-то?

Председатель ответил, не останавливаясь подписывать:

— В этом году не пахали.

— Почему так?

— Нельзя было внутреннего порядка нарушать: пришлось бы всех от должностей отнять — какая же коммуна тогда осталась? И так еле наладили, а потом — в имении хлеб еще был…

— Ну тогда так, раз хлеб был, — оставил сомнения Копенкин.

— Был, был, — сказал председатель, — мы его на учет сразу и взяли — для общественной сытости.

— Это, товарищ, правильно».

Когда истинные хозяева и труженики земли были частью расстреляны, а частью сосланы в Сибирь, вот такое отребье было «избрано» в сельские советы, а затем оно образовало ядро четверти миллиона государственных колхозов, куда были согнаны все оставшиеся после «прополки» сельские жители.

Таким образом через семьдесят с лишним лет после упразднения в России крепостного права было вновь возрождено рабство, да еще в таком жесточайшем его варианте, что царское самодержавие представилось неосуществимой мечтой о земном рае.

Процесс коллективизации сельского хозяйства забрал жизни 15 миллионов человек.

Страшная рукотворная трагедия обрушилась в 1932—1933 гг. на Украину, откуда в принудительном порядке был вывезен подчистую весь урожай хлеба, границы блокированы войсками, а сельское население совершенно сознательно обречено на голодную смерть.

Люди умирали целыми улицами, селами, по которым курсировали телеги, нагруженные трупами, а среди чудом остававшихся в живых, обезумевших от физических и нравственных мук, вспыхнула эпидемия каннибализма, сам факт которой служит бесспорным основанием для того, чтобы большевизм был на вечные времена проклят человечеством как самая сатанинская из всех античеловеческих идеологий.

История не знала ничего подобного. Всякое бывало, и массовый голод тоже, но чтобы массовый голод был создан искусственно, чтобы он был актом государственного геноцида — нет, такого свет не видел!

Голодомор забрал жизни семи миллионов украинцев. Это на миллион больше числа евреев, погибших в результате организованного гитлеровцами холокоста. Гитлеровцев за это осудили со всей суровостью, но почему-то никаких карательных мер, хотя бы морального порядка, не принято мировой общественностью в отношении организаторов голодомора.

Опять двойная бухгалтерия. Не установив единые критерии оценок добра и зла, человечество никогда не достигнет ни мира, ни благополучия.

Как-то я разговаривал на эту тему с одним церковным функционером.

— Не заостряйте, — проговорил он, брезгливо поморщившись. — Надо же учитывать конкретные условия, фактор времени, в конце концов…

— Почему же тогда гитлеровцам на тему холокоста не засчитали ни конкретные условия, ни фактор времени?

— Сравнили… Гитлеровцы и…

— И кто?

— Знаете, такая злопамятность идет вразрез с христианской моралью.

— Что ж, вам, святой отец, лучше знать тонкости христианской морали, и если все в ней обстоит именно так, как вы говорите, тогда мне понятны причины всех ужасов последнего тысячелетия…

КСТАТИ:

«Те же самые руки, которые завинчивали наши наручники, теперь примирительно выставляют, ладони: „Не надо!.. Не надо ворошить прошлое!.. Кто старое помянет — тому глаз вон!.. Однако доканчивает пословица: «А кто забудет, тому два!“

Александр Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»

  239