89 
Уважаемый Алексей Сергеевич!
От лучшей бумаги, как Вы говорили брату и как он писал мне, моя книжка станет дороже почти вдвое. Это было бы ничего, если бы я был уверен, что мое издание не сядет на мель, но так как этой уверенности у меня нет, то приходится взять и сделать по-старому, т. е. печатать на дешевой бумаге. Это не суть важно. А коли нужно, чтобы книга была потолще, то я пришлю еще текста * , которого у меня куры не клюют. Мечты же об изяществе издания я целиком перенесу на «Каштанку» * ; если рисунки будут хороши и издание изящно, то не жалко будет и убыток понести.
Благодарю Вас за Крамского, которого я теперь читаю * . Какая умница! Если бы он был писателем, то писал бы непременно длинно, оригинально и искренно, и я жалею, что он не был писателем. Наши беллетристы и драматурги любят в своих произведениях изображать художников; теперь, читая Крамского, я вижу, как мало и плохо они и публика знают русского художника. Я не думаю, чтобы Крамской был единственным; вероятно, в мире Репиных и Бакаловичей найдется немало замечательных людей.
В издании, по моему мнению, в отделе «приложений» есть пропуск, который для многих покажется существенным: нет реферата или, вернее, доклада о болезни и смерти Крамского, читанного в медицинском обществе С. П. Боткиным.
Спасибо Виктору Петровичу за фельетон о Гаршине * . Говорят, что Гаршин мечтал об историческом романе * и, вероятно, начал его. Интересно, что за неделю до смерти он знал, что бросится в пролет лестницы, и готовился к этому концу * . Невыносимая жизнь! А лестница ужасная. Я ее видел: темная, грязная…
Из писателей последнего времени для меня имеют цену только Гаршин, Короленко, Щеглов и Маслов. Всё это очень хорошие и не узкие люди. Ясинский непонятен (это или добросовестный мусорщик, или же умный пройдоха), Альбов и Баранцевич наблюдают жизнь в потемках и сырости водосточных труб, все же остальные бездарны и сунулись в литературу только потому, что литература представляет собой широкое поприще для подхалимства, легкого заработка и лени.
Передайте моей теще Анне Ивановне * , что синяя материя, которую мы покупали вместе у Коровина, понравилась сестре — очень. Насте и Боре поклон. Я непременно приеду в Феодосию. Дачу я себе нанял на реке Псле (приток Днепра), в усадьбе. Из Украйны до Крыма близко. Не поручите ли Вы мне купить для Вас рыболовных снастей? У завзятых рыболовов есть примета: чем дешевле и хуже снасти, тем лучше ловится рыба. Я обыкновенно покупаю сырой материал и уж из него сам делаю то, что нужно.
Мои доброжелатели-критики радуются, что я «ушел» из «Нов<ого> врем<ени>» * . Надо бы поэтому, пока радость их еще не охладилась, возможно скорее напечатать что-нибудь в «Нов<ом> врем<ени>». Но нет сил писать. Никак не покончу с повестушкой * (разговор с инженерами в бараке); она связала меня по рукам и ногам.
Простите, что письмо вышло так длинно, и позвольте еще раз поблагодарить Вас за гостеприимство и радушие. Ей-богу, мне не хотелось уезжать от Вас. Желаю Вам всего хорошего. Искренно преданный
А. Чехов.
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 4 апреля 1888
404. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ) *
4 апреля 1888 г. Москва.
4 апр.
Милый Жан и дачный муж! Поздравляю Вас с благополучным окончанием Вашей книжной торговли, с весенней хандрой и с бабушкой * . Простите, что так долго не отвечал на Ваше письмо: лень и весна обуяли. Да и ничего не могу написать такого, что пришлось бы Вам по душе. Мало веселого, много скучного…
Баранцевич и Ко столкнулись нос к носу с Евреиновой и Ко в одном и том же деле (памятник Гаршина) и, точно испугавшись конкуренции, облаяли друг друга «лжелибералами». Судя по письмам той и другой стороны * , доброе дело оказалось дурным, ибо поссорило порядочных людей. Я не знал, что Баранцевич так нервен! Оказывается, что по части нервов он может дать Вам 20 очков вперед. В своем письме ко мне он написал очень много несправедливого.
Гольцев говорил мне, что Ваш рассказ * он передал Соболевскому и «умывает руки». Вообще все эти Гольцевы хорошие люди, но где касается литературы и литературных порядков, то там следовало бы мыть им не руки, а хари. Бездарны, сухи и туги, как оглоданные вороньи кости.
89 
