36 
А потом, как странно, словно пытаясь убедить меня в своем действительном влечении ко мне, она вытащила мою руку из-под свитера и сунула во влагу своих джинсов. Помедлила несколько секунд, прежде чем обсосать мои пальцы. Я больше не сомневался, почему мне подослали именно ее. Портье сказал, что они платили девочкам по ту сторону границы по полторы сотни. Я готов был держать пари, что она стоила гораздо дороже.
– Я тоже скучал по тебе, – признался я. – И я ничего другого так не хочу, как увести тебя наверх и чтобы ты замучила меня совсем, но… Это будет завтра вечером. Извини. Мне нужно заняться кое-какими делами одному.
Не желая переигрывать, она сказала:
– Я понимаю. Мне очень жаль, что у тебя неприятности
– Переживу.
– Надеюсь. – Она подмигнула. – Будь в своем номере завтра вечером, и, может, я приду.
Я проводил ее в вестибюль. Мой тысячедолларовый друг за стойкой слишком явно не обращал на нас внимание, насвистывая, проверяя и перепроверяя пустые почтовые ячейки. Мне хотелось врезать ему. Наклонившись, чтобы поцеловать Киру, я заметил отражение Джона в стеклянной двери. Я ясно различал грубые черты его лица: мерцающие голубые глаза, кривую улыбку, квадратную челюсть. За прошедшие десять лет его лицо стало знакомо мне, как свое собственное. Почему-то сегодня вечером его отражение в стекле показалось мне другим, но это не Макклу изменился. Джону Макклу предстояло еще лет двадцать пять жить с тем, что он совершил. Я же прожил с этим всего несколько часов.
– Ты действительно где-то витаешь сегодня. – В ее голосе снова прозвучала озабоченность.
– Да. – Я чмокнул ее в щеку.
Она вышла на улицу. Когда дверь закрылась, отражение Макклу исчезло. Настало время поговорить с ним самим.
В моем номере его не было. Я пошел к нему и, придя туда, получил холодную бутылку своего любимого эля. Я выпил полбутылки одним глотком, но не смог заставить себя встретиться с Джоном взглядом. С отражением было легче – я мог одновременно и видеть его, и смотреть сквозь него.
– Как покатался?
Он ответил, что не катался на лыжах. Болтался в баре, гулял по территории, морочил голову обслуге. Это был Джон в полном блеске. Если бы вы провели с ним десять минут за пивом, то поняли бы, почему он с такой легкостью добивался признаний у подозреваемых. Полагаю, скатанную в трубку газету он приберегал для особых случаев.
– Маркем там работал, это точно, – сказал Макклу. – Два года. Делал что прикажут. Работал на подъемнике, был официантом, но в основном отгонял на стоянку машины. Хочешь угадать, когда его уволили?
Голова у меня кружилась.
– Нет.
– На следующий день после ареста Валенсии Джонс. Думаешь, кто-то немного разозлился на него за то, что он подложил «Изотоп» не в тот автомобиль?
– Думаю, да, – согласился я. – Но он крутился тут целый год. Зачем убивать его теперь?
– Насколько я смог разузнать про Маркема, никто не стоял к нему в очередь с предложением работы. Может, он сообразил, что в связи с приближающимся судом ему удастся выжать из своих бывших хозяев немного деньжат. Быть убитым – несколько суровый способ узнать, что шантаж не столь легкий способ добычи денег, как показывают в ящике.
– Что-нибудь еще? Что-нибудь про Зака?
– О твоем племяннике ничего. Извини. Но там осталось несколько зданий, с которыми мне бы хотелось познакомиться изнутри. – Он решил поменяться ролями: – А ты чем занимался? Получил результаты анализа?
Я ответил, что не получил и что у меня были другие дела.
– Другие дела! – Он не поверил своим ушам. – Ты ждешь результатов этого чертова анализа на СПИД, какие еще другие дела у тебя могут быть?
– Не задавай вопрос, пока не готов услышать ответ, – перефразировал я услышанное ранее от Ларри Фелда предостережение.
Он оставил это без внимания, продолжая расспрашивать, как я провел день. Опустив звонок Фелду и два визита в публичную библиотеку, я изложил ему события прошедшего дня. Поведал о кофейне и знакомстве с мифическим Гуппи. Я пересказал нашу беседу настолько близко к оригиналу, насколько это было возможно без стенограммы. Макклу очень хотелось знать, что, по моему мнению, это значило.
– Сначала, в кофейне, я подумал, что это ничего не значит, – сказал я. – Просто еще один заинтересованный участник, вступающий в соревнование, вооруженный добрыми намерениями и туманными намеками на то и на это. Но по мере того, как я прокручивал разговор в голове, мне стало казаться, что парень передал мне какое-то закодированное сообщение. Не знаю.
36 
