1243. М. О. МЕНЬШИКОВУ
3 декабря 1892 г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Чехов, изд. Атеней, стр. 100.
Год устанавливается по почтовым штемпелям: почтовый вагон 4 декабря 1892 г.; Петербург 5 декабря 1892 г.
Ответ на письмо М. О. Меньшикова от 30 ноября 1892 г. (ГБЛ).
…мои обещания прислать рассказ к такому-то сроку — пустой звук! — Чехов не печатался в «Неделе» до 1899 г., когда в январском номере поместил рассказ «По делам службы».
…я едва ли попаду раньше 28-го декабря… — Чехов выехал в Петербург 19 декабря.
…труд и хлопоты ~ по части карточки и т. п. — Чехова просили участвовать в двадцатипятилетнем юбилее «Недели». На юбилейном празднестве предполагалось подарить Гайдебурову фотографии сотрудников «Недели» с автографами. Фотография, купленная и присланная Меньшиковым, сохранилась — с автографом Чехова — в альбоме Гайдебурова (ЛН, т. 68, стр. 270). См. также «Несохранившиеся и ненайденные письма», № 573 * .
1244. А. С. СУВОРИНУ
3 декабря 1892 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано. Письма, т. IV, стр. 156–157.
Год устанавливается по переписке А. С. Суворина с С. И. Смирновой-Сазоновой (ЦГАЛИ и ИРЛИ).
…если Сазонова ни с того ни с сего испугалась жупела… — Суворин переслал письмо к нему Чехова от 25 ноября своей приятельнице, журналистке С. И. Смирновой-Сазоновой, которая в это время сотрудничала в «Новом времени». От себя он писал: «…чтоб Вы не сомневались в том, что Чехов сходит с ума, препровождаю Вам для прочтения его письмо в ответ на мой разбор его „Палаты № 6“, выраженный мною в письме к нему» (ИРЛИ). Получив письмо Суворина и Чехова, Смирнова в тот же день (28 ноября) записала в своем дневнике: «Суворин прислал мне чеховское письмо, чтоб я „не сомневалась, что он сходит с ума“. Но я после этого письма думаю, что он себе на уме. Суворину не понравилась „Палата № 6“, он ему и грянул резкое письмо. Тот, видимо уязвленный, отвечает, что по нынешним временам лучше нельзя писать. Вы, говорит, горький пьяница, вам спирту нужно, а я вам лимонаду предлагаю» (ИРЛИ), 29 ноября Смирнова записала: «Всё утро писала Суворину, целую книгу ему послала». Эта «книга» сохранилась в архиве Суворина. Суворин посылал ее на прочтение Чехову. Смирнова-Сазонова писала: «Если хотите знать, какое впечатление произвело на меня письмо Чехова, я Вам скажу — неприятное. Во-первых, оно не искренно. Как! писатель, художник, большой талант, по его же словам, заканчивает новую повесть, и говорит: „Ничего не хочу, ни на что не надеюсь…“ Да прежде всего он хочет, чтобы вот такие же несчастные, как я, не спали ночь от его произведений, чтобы яркостью красок, глубиною мысли осветить темные углы нашей жизни. Островский нашел такие углы на Таганке, Достоевский на каторге, Чехов пошел дальше, он спустился еще несколько ступеней, до палаты умалишенных, до самого страшного предела, куда мы неохотно заглядываем. Жутко, неприятно, что говорить, но смелым бог владеет. И я именно, помимо таланта, считаю огромной заслугой с его стороны, что он не побоялся этой тьмы. Подумайте, ведь и там живут люди, и разве не позор для нас, что они живут, как звери. И почему это мы должны восхищаться дантовским адом, ад же 6-й палаты не художествен, не эстетичен! Если уж вся наша изящная литература основана на художественном описании страданий, так страдания гаснущего ума должны занимать первое место. Я удивляюсь, как Вы, такой нервный, чуткий человек, не оценили чеховского рассказа. В нем каждая строка бьет по нервам, и не описанием кровавых сцен, как у Зола в его „Bête Humaine“, а той внутренней борьбой человеческого духа, когда он то поднимается на страшную высоту, то падает в пропасть. Зато письмо его мне так же непонятно, как Вам его рассказ. Можно не верить в чудеса, в Иверскую божию матерь, даже в революцию, но все-таки верить, что величайшее чудо это сам человек и что мы никогда не устанем изучать его. Вся наша беда в том, что мы все ищем каких-то высших и отдаленных целей. Цель жизни — это сама жизнь <…> Я не думаю, как Чехов, что мы переживаем какую-то болезнь, что у нас за душой ничего нет. Я верю в жизнь, в ее светлые минуты, ради которых не только можно, но и должно жить, верю в человека, в хорошие стороны его души, в его бесконечное совершенствование, верю, что в каждом из нас есть искра божия и что назначение писателя не гасить, а разжигать ее» (письмо без даты. — ЦГАЛИ).