74 
Мерик (полушепотом). А она его любила?
Кузьма (полушепотом, который постепенно переходит в обыкновенную речь). Как не любить? Барин не пустяковый… Полюбишь, коли ежели тыща десятин да денег куры не клюют… Сам-то солидный, сановитый, тверезый… каждого начальства всё одно, как вот я тебя сичас… за ручку… (берет Мерика за руку) «здрасте и прощайте, милости просим»… Ну, прохожу однажды, это самое, вечером, через сад господский… сад-то, брат, ввво! верстами меряй… иду потихоньку, смотрю это, а они сидят на лавочке и друг дружку (изображает звук поцелуя) целуют. Он ее раз, она, змея, его два… Он ее за белу ручку, а она вся — вспых! и жмется, так и жмется к нему, чтоб ей… Люблю, говорит, тебя, Сеня… А Сеня, как окаянный человек, ходит с места на место и счастьем похваляется с малодушества… Тому рупь, тому два… Мне на лошадь дал. Всем долги простил на радостях…
Борцов. Ах… Ну к чему рассказывать? У этого народа никакого сожаления… Больно ведь!
Кузьма. Я малость, барин! Просют! Отчего чуточку не рассказать? Ну, ну, я не буду, ежели серчаете… Не буду… Мне плевать на них…
Слышны почтовые звонки.
Федя. Ты не ори, потихоньку…
Кузьма. Я и так потихоньку… Не велит, ничего не поделаешь… Да и рассказывать больше нечего. Повенчались — вот и всё… Больше ничего и не было. Налей-кась Кузьме бессребренику! (Пьет.) Не люблю пьянства! В самый раз, когда господам, после венца, за ужин садиться, она возьми да и убеги в карете… (Шепотом.) В город к аблакату дернула, к полюбовнику… А? Какова? В самый настоящий момент! То-ись… убить мало!
Мерик (задумчиво). Да… Ну что же дальше?
Кузьма. Очумел… Вот, как видишь, стал зашибать муху и ноне, сказывают, до шмеля дошел… То были мухи, а теперь — шмель… И до сей поры любит. Погляди: любит! Должно, идет таперь пешком в город на нее одним глазочком взглянуть… Взглянет и — назад…
К кабаку подъезжает почта. Почтальон входит и пьет.
Тихон. А нынче запоздала пошта!
Почтальон молча расплачивается и уходит. Почта со звоном уезжает.
Голос из угла. В этакое ненастье пошту ограбить — раз плюнуть!
Мерик. Жил на свете 35 лет и ни разу пошты не грабил.
Пауза.
Таперь уехала, поздно… Поздно…
Кузьма. Каторги понюхать желательно?
Мерик. Люди грабят, не нюхают. Да хоть и каторга! (Резко.) Дальше что?
Кузьма. Ты про несчастного?
Мерик. А то про кого же?
Кузьма. Второе дело, братцы, откуда разоренье пошло — зять, сестрин муж… Вздумал он за зятя в банковом обчестве поручиться… тысяч на тридцать… Зять любит взять… известно, знает, шельма, свой интерес и ухом своим свиным не ведет… Взял, а платить не надоть… Наш так и заплатил все тридцать. (Вздыхает.) Глупый человек за глупость и муки терпит. Жена с аблакатом детей прижила, а зять около Полтавы именье купил, наш же, как дурак, по кабакам ходит да нашему брату мужику жалится: «Потерял я, братцы, веру! Не в кого мне теперь, это самое, верить!» Малодушество! У всякого человека свое горе бывает, змеей за сердце сосет, так и пить, значит? Взять, к примеру, хоть нашего старшину. Жена к себе учителя среди бела дня водит, мужнины деньги на хмель изводит, а старшина ходит себе да усмешки на лице делает… Поосунулся только малость…
Тихон (вздыхает). Кому какую бог силу дал…
Кузьма. Сила разная бывает, это правильно… Ну? Сколько тебе? (Расплачивается.) Забирай кровные! Прощай, ребята! Спокойной вам ночи, приятного сна! Бегу, пора… Акушёрку к барыне из больницы везу… Чай, заждалась сердешная, размокла… (Убегает.)
Тихон (после паузы). Эй, ты! Как вас? Несчастный человек, иди выпей! (Наливает.)
Борцов (подходит нерешительно к прилавку и пьет). Значит, теперь я тебе за два стакана должен.
Тихон. Какой уж тут долг? Пей — вот и все! Заливай горе бедой!
Федя. Выпей, барин, и мое! Эх! (Бросает пятак на прилавок.) Пить — помирать и не пить — помирать! Без водки хорошо, а с водкой, ей-богу, вольготней! При водке и горе не горе… Жарь!
Борцов. Фу! Горячо!
Мерик. Дай-ка сюда! (Берет у Тихона медальон и рассматривает портрет.) Гм… После венца ушла… Какова?
74 
