4

Что нынче, вторник или среда? Может, четверг? Нет, должно быть, все-таки вторник. А сам-то он кто — собака? Или человек?

Он тряхнул головой, окончательно проснулся и понял, что он — старший гаупткомиссар Иоганнес Тойер — вероятно, задремал ночью за кухонным столом. За слишком маленьким столом — на синей виниловой скатерти совсем не осталось места. Стол весь был покрыт бумажками, записями последних дней, из которых он пытался извлечь некий скрытый смысл. На всех листках, исписанных разными почерками, бросалось в глаза одно слово — «Вилли», «Вили», один раз даже «Вискли» — по-видимому, Хафнер думал в это время о виски.

Звенел телефон, он-то и разбудил комиссара. Тойер выпрямился, но не стал снимать трубку. Включился автоответчик.

— Вы позвонили на телефон Тойера. Сообщения, приветы, признания прошу изложить после этого отвратительного писка!

Писк. Потом женский голос.

— Как всегда, со смеху помрешь. Это Хорнунг. Послушай, Тойер, так дело не пойдет, я… Нам надо поговорить. Что-то у нас разладилось. Пожалуйста, позвони мне.

Он все сидел, уставившись на стену. Завтра, завтра он позвонит своей подружке. Хотя и завтра не будет знать, что ему говорить.

Вздохнув, он снова взялся за записи, сделанные во время рекогносцировки в Старом городе. Целыми днями собачники из Хандшусгейма наперегонки капали друг на друга, и ничего это не проясняло. Ну, а удалось ли четырем отчаянным парням из Курпфальца разузнать что-нибудь важное про Вилли? Ничегошеньки его десперадос не выяснили. Казалось, Вилли знал всякий, но никто не мог сообщить о нем ничего конкретного. По воспоминаниям опрошенных, он был всегда один, никто не знал его полного имени, никто не знал, где он жил и чем занимался. Они побывали во всех кабачках Старого города, вчетвером, втроем, поодиночке, парами. И всюду слышали одно и то же.

Как безнадежный должник перед добровольным уходом из жизни в последний раз роется в ящике с долговыми документами, так и Тойер перебирал записки.

«Круассан, суббота, вечер. Хафнер нализался, хотя мы на задании. Джазовый трубач по имени Бэби Хюбнер (псевдоним) знает Вилли, но не может сказать ничего конкретного. Спрашивает у Хафнера, не голубой ли он, так как выглядит будто певец из поп-группы «Виллидж Пипл». На Хюбнере велосипедная кепка с надписью «Телеком». Хафнер срывает ее и швыряет в угол. Далее опрошенный отказывается назвать свое гражданское имя. Я не уверен в нашем правовом статусе, так как сейчас, в выходной, мы не при исполнении, и отпускаю его».

Над скрупулезными записями Лейдига можно было утратить остатки надежды.

«Опрошенный в Рейхсапфеле видел Вилли, но сильно пьян».

Ах, Штерн, сколько бестолковой честности в этих строчках.

Возможно, тот или иной забулдыга из Старого города вспомнил бы больше, если бы ему сказали про смерть Вилли, но старший гаупткомиссар лично проинструктировал свою группу, что об этом нужно молчать. Опыт показывал, что подобные вести разносятся с молниеносной скоростью и последние язычки их пламени непременно опалят ботинки господина Зельтманна. До сих пор по Старому городу блуждали лишь слухи о каком-то выловленном в реке утопленнике. Немало жителей утверждало, что это кто-то из третьего телевизионного тура «Больших Братьев», возможно, тот, что появился чуть позже, вместо выбывшего участника — ну, тот, в инвалидном кресле, который так шумел, а потом опять исчез. Выше по реке находится реабилитационный центр, и фантазия горожан добралась и туда.

  21