ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  116  

— Так ты пристаешь ко мне с этими расспросами, потому что прикидываешь, не превратили ли эти подонки Дейва в убийцу молодых девушек?

Шон пожал плечами:

— Да, что-то вроде этого.

Отец подумал немного, перебирая орешки в стоявшей между ними вазочке, отпил еще несколько глотков.

— Нет, этого не может быть.

Шон фыркнул:

— Ты так хорошо его знаешь?

— Нет. Но я помню его мальчишкой. Не было в нем этого.

— Полно милых мальчишек, которые, вырастая, начинают творить такое, что нарочно не придумаешь.

При этих словах отец вскинул бровь:

— Ты пытаешься преподать мне урок и рассказать, что такое человеческая природа?

Шон покачал головой:

— Нет, просто я работаю сыщиком.

Отец откинулся на спинку стула и смерил Шона взглядом; в уголках его губ заиграла натянутая улыбка:

— Ну давай же, просвети меня.

Шон почувствовал, что краснеет.

— Да нет... я просто...

— Прошу.

Шон ощутил себя дурак дураком. Поразительно, с какой легкостью отец умеет это делать: то, что любой другой человек, как знал Шон, признал бы нормальным умозаключением, отец выворачивал так, что получалась глупость: мальчик Шон хочет казаться взрослым, а в результате выглядит лишь напыщенным ослом.

— Ну, помилосердствуй. Кое-что о людях и преступлениях я все-таки знаю. Ведь это моя работа.

— Значит, по твоему мнению, Дейв оказался способен убить девятнадцатилетнюю девушку? Тот самый Дейв, который играл с тобой у нас во дворе? Тот мальчик?

— По моему мнению, все способны на все.

— Значит, я тоже мог это сделать. — Отец прижал руку к груди. — И мама могла.

— Нет.

— Не хочешь проверить наши алиби?

— Господи, я не сказал ничего подобного!

— Еще как сказал. Сказал, что все способны на все.

— В разумных пределах.

— О, — вскричал отец, — второй части я как-то не расслышал!

Вот опять он за свое: запутывает Шона, играет с ним, как сам Шон играет с подследственными на допросах. Неудивительно, что допросы — это конек Шона. Было у кого поучиться.

Они посидели, помолчали, и вдруг отец сказал:

— А знаешь, может, ты и прав.

Шон глядел на него, ожидая расшифровки.

— Может, Дейв и мог сделать то, что ты думаешь. Откуда мне знать? Я ведь помню его мальчишкой, а взрослый он мне незнаком.

Шон попытался увидеть себя глазами отца. Наверное, и его, своего сына, отец видит так же — мальчиком, а не взрослым мужчиной. Наверное, у родителей по-другому и не бывает.

Ему вспомнилось, как называли его дядья отца, младшего из двенадцати детей в ирландской семье, эмигрировавшей в Штаты, когда отцу было всего пять лет. «Забияка Билл», — говорили они о Билле Дивайне, таком, каким он был до рождения Шона, и еще «шкет». Лишь теперь, слыша эти голоса, Шон различает в них покровительственный тон старшего поколения по отношению к младшему — ведь большинство его дядьев было лет на пятнадцать старше маленького братца.

Теперь все они умерли. Все одиннадцать братьев и сестер отца. А «шкету», малышу, вот-вот стукнет семьдесят пять, и его засунули в приют в этом пригороде, и он коротает здесь дни возле полей для гольфа, который ему ни на черта не нужен. Последний и единственный живой, и все-таки младший, вечно младший, вечно ощетинивающийся против малейшего намека на снисхождение, не терпящий его ни от кого, в особенности от сына, готового ополчиться, если потребуется, против всего мира, но не мириться с этим снисхождением, покровительством или чем-то похожим на него. Потому что все, кто имел право покровительствовать ему, давно почили.

Отец кинул взгляд на кружку Шона и бросил на стол несколько монеток в качестве чаевых.

— Ну, ты готов? — спросил он.

* * *

Они пересекли автостраду № 28 и вышли на подъездную аллею с ее желтыми полосами ограничителей скорости и душем для машин.

— Знаешь, что мама любит? — спросил отец.

— Что?

— Когда ты ей пишешь. Черкни ей иногда открыточку, просто так, безо всякой особой причины. Она говорит, что открытки твои очень смешные и что ей нравится, как ты пишешь. Она хранит их в ящике в спальне. Некоторые открытки там еще из колледжа.

— Ладно.

— Иногда — открыточку. Хорошо? Брось в почтовый ящик.

— Конечно, конечно.

Они дошли до машины Шона, и отец взглянул на темные окна своего домика.

— Она уже легла? — спросил Шон.

Отец кивнул:

— Утром она везет миссис Кофлин на физиотерапию. — Резким движением отец протянул Шону руку: — Рад был тебя видеть.

  116