— Так ты пристаешь ко мне с этими расспросами, потому что прикидываешь, не превратили ли эти подонки Дейва в убийцу молодых девушек?
Шон пожал плечами:
— Да, что-то вроде этого.
Отец подумал немного, перебирая орешки в стоявшей между ними вазочке, отпил еще несколько глотков.
— Нет, этого не может быть.
Шон фыркнул:
— Ты так хорошо его знаешь?
— Нет. Но я помню его мальчишкой. Не было в нем этого.
— Полно милых мальчишек, которые, вырастая, начинают творить такое, что нарочно не придумаешь.
При этих словах отец вскинул бровь:
— Ты пытаешься преподать мне урок и рассказать, что такое человеческая природа?
Шон покачал головой:
— Нет, просто я работаю сыщиком.
Отец откинулся на спинку стула и смерил Шона взглядом; в уголках его губ заиграла натянутая улыбка:
— Ну давай же, просвети меня.
Шон почувствовал, что краснеет.
— Да нет... я просто...
— Прошу.
Шон ощутил себя дурак дураком. Поразительно, с какой легкостью отец умеет это делать: то, что любой другой человек, как знал Шон, признал бы нормальным умозаключением, отец выворачивал так, что получалась глупость: мальчик Шон хочет казаться взрослым, а в результате выглядит лишь напыщенным ослом.
— Ну, помилосердствуй. Кое-что о людях и преступлениях я все-таки знаю. Ведь это моя работа.
— Значит, по твоему мнению, Дейв оказался способен убить девятнадцатилетнюю девушку? Тот самый Дейв, который играл с тобой у нас во дворе? Тот мальчик?
— По моему мнению, все способны на все.
— Значит, я тоже мог это сделать. — Отец прижал руку к груди. — И мама могла.
— Нет.
— Не хочешь проверить наши алиби?
— Господи, я не сказал ничего подобного!
— Еще как сказал. Сказал, что все способны на все.
— В разумных пределах.
— О, — вскричал отец, — второй части я как-то не расслышал!
Вот опять он за свое: запутывает Шона, играет с ним, как сам Шон играет с подследственными на допросах. Неудивительно, что допросы — это конек Шона. Было у кого поучиться.
Они посидели, помолчали, и вдруг отец сказал:
— А знаешь, может, ты и прав.
Шон глядел на него, ожидая расшифровки.
— Может, Дейв и мог сделать то, что ты думаешь. Откуда мне знать? Я ведь помню его мальчишкой, а взрослый он мне незнаком.
Шон попытался увидеть себя глазами отца. Наверное, и его, своего сына, отец видит так же — мальчиком, а не взрослым мужчиной. Наверное, у родителей по-другому и не бывает.
Ему вспомнилось, как называли его дядья отца, младшего из двенадцати детей в ирландской семье, эмигрировавшей в Штаты, когда отцу было всего пять лет. «Забияка Билл», — говорили они о Билле Дивайне, таком, каким он был до рождения Шона, и еще «шкет». Лишь теперь, слыша эти голоса, Шон различает в них покровительственный тон старшего поколения по отношению к младшему — ведь большинство его дядьев было лет на пятнадцать старше маленького братца.
Теперь все они умерли. Все одиннадцать братьев и сестер отца. А «шкету», малышу, вот-вот стукнет семьдесят пять, и его засунули в приют в этом пригороде, и он коротает здесь дни возле полей для гольфа, который ему ни на черта не нужен. Последний и единственный живой, и все-таки младший, вечно младший, вечно ощетинивающийся против малейшего намека на снисхождение, не терпящий его ни от кого, в особенности от сына, готового ополчиться, если потребуется, против всего мира, но не мириться с этим снисхождением, покровительством или чем-то похожим на него. Потому что все, кто имел право покровительствовать ему, давно почили.
Отец кинул взгляд на кружку Шона и бросил на стол несколько монеток в качестве чаевых.
— Ну, ты готов? — спросил он.
* * *
Они пересекли автостраду № 28 и вышли на подъездную аллею с ее желтыми полосами ограничителей скорости и душем для машин.
— Знаешь, что мама любит? — спросил отец.
— Что?
— Когда ты ей пишешь. Черкни ей иногда открыточку, просто так, безо всякой особой причины. Она говорит, что открытки твои очень смешные и что ей нравится, как ты пишешь. Она хранит их в ящике в спальне. Некоторые открытки там еще из колледжа.
— Ладно.
— Иногда — открыточку. Хорошо? Брось в почтовый ящик.
— Конечно, конечно.
Они дошли до машины Шона, и отец взглянул на темные окна своего домика.
— Она уже легла? — спросил Шон.
Отец кивнул:
— Утром она везет миссис Кофлин на физиотерапию. — Резким движением отец протянул Шону руку: — Рад был тебя видеть.