38 
Тамар смотрела на него в эту минуту как-то странно. Он знал, что она пытается представить его пляшущим в массе на шабаше ведьм, и начинает понимать, что казавшееся ей прежде невероятным — правда.
— Да, — сказал он с легкой иронической улыбкой, — теперь ты начинаешь понимать. Я не лгал, говоря этим людям, что ты моя дочь. Ты в самом деле моя дочь. Меня нельзя назвать сладострастным, но я не жил монахом после смерти жены. У меня были время от времени мимолетные любовные связи, к тому же ты, вероятно, слышала о женщине, которая была моим дорогим другом, и которой больше нет. Я видел твою мать в моем доме. Она была прелестным созданием. В ней были качества, которые, увы, проявлялись слишком медленно. Думаю, я желал ее, не сознавая этого, хотя и мало думал о ней. Другие тоже обращали на нее внимание, один из них — наш друг, сэр Хэмфри. Я догадывался, что он совратит ее, если не помешать этому. И все же я не желал вмешиваться в это дело, и если бы Люс не пошла поглядеть на шабаш, ты никогда бы не родилась. Эти древние пляски могут воспламенить даже самое холодное сердце. Эти странные песни, в них есть магия, по крайней мере, так считают ведьмы. Они доводят пляшущих до безумия. Это ночи блуда, каждая женщина и каждый мужчина во время объятия думает, что им или ею обладает сатана. Во времена, когда поклонялись богам и героям Асгарда, рогатый козел был символом плодовитости, а в наше время старые верования забыты, остался лишь один ритуал. В глазах христиан козел — это дьявол, сатана, ведь для людей одной веры другая вера — от лукавого. Мы были очевидцами того, что малейшее отклонение от официальной веры клеймится. Так вот, я надел черный плащ, который считают одеждой дьявола, к моему капюшону были прикреплены рога. Я присоединился к их пляскам, которые для них были магическими, дьявольскими, а для меня — плясками плодовитости моих предков. Как я уже говорил, они возбуждают желание в сердце самого холодного мужчины, самой холодной женщины. И я был охвачен этим возбуждением, а в лесу в это время оказалась Люс. Я не предвидел, что ее будет ждать столь трагический конец. В то время совесть не мучила меня. Ты знаешь, я нашел ей мужа, считая, что со многими случается подобное. Я намеревался поговорить с ней однажды, как сегодня говорю с тобой, объяснить ей, что это я соблазнил её. Я даже думал сделать ее своей постоянной любовницей. Она была очаровательной. Но я обнаружил, что она глупа, а я терпеть не могу глупости. Итак, я выдал ее замуж, решив, что этого достаточно. Услышав, что она рассказала о случившемся, я уволил эту глупышку. Я пытался предостеречь ее, но это было невозможно сделать, не рассказав ей, кто ее соблазнитель. Ты шокирована, дитя мое. Я читаю ужас в твоих глазах.
— Я видела, как они вошли в дом… как они схватили ее…
— Я знаю, я часто думал об этом. Это был ужасный конец для такой девушки, какой была Люс. Я пытался оправдать себя, но теперь вижу, что поступил с ней хуже, чем это сделал бы сэр Хэмфри. Я хочу, чтобы ты видела меня таким, каков я есть. У меня нет никаких иллюзий. Я защитил тебя, когда они преследовали тебя, потому что испытывал угрызения совести, а не потому, что испытывал к тебе отцовские чувства.
— Да, я не забыла, что вы признали меня своей дочерью перед этими людьми, когда мне грозила страшная опасность.
— Я тогда узнал, что они повесили ее, а ведь если бы не я, с ней этого не случилось бы.
— Виной тому насилие и смерть! — воскликнула Тамар. — Быть может, я теперь понимаю вас лучше, чем прежде.
— И это означает, что ты презираешь меня?
— Нет, любить вас значит восхищаться вами. Вы причинили огромное зло моей матери, и это ужасно. Но вы пожалели меня, защитили и сказали тем людям, что вы мой отец. Как я могу презирать вас?
— Если бы ты не была так красива, умна и мила, я, без сомнения, оставил бы тебя работать в кухне.
Она промолчала, и он добавил:
— Прошу тебя, скажи, что ты обо всем этом думаешь.
— Что вы считаете меня красивой, умной и милой!
Тамар бросилась к нему, и он заключил ее в объятия.
— Любимая моя дочка! — воскликнул он.
Она подняла голову, посмотрела на него и сказала:
— Я никогда не думала, что увижу, как вы плачете.
Ричард прижал ее к себе, и она ощутила его губы на своих волосах.
Внезапно устыдившись своих чувств, он отстранил ее и налил вино в два бокала — ей и себе.
— За Тамар! — сказал он. — За мою дочь… За мою дочь, которая считает, что сатана не причастен к тайне ее рождения.
38 
