2 
Но в этот момент меня больше всего интересовало то, что у нас гости, и я праздную вместе с ними.
Помню, как я сидела на коленях у Дезире, и она с притворной серьезностью представляла меня гостям.
— Это Чарли Клеверхем, а это — мсье Робер Бушер. А это — Долли.
Это были те трое, кого я сразу заметила около нее, как только вошла в комнату. Я внимательно посмотрела на них, особенно на Долли, потому что, как мне показалось, у него довольно странное для мужчины имя. Он был плотным, приземистым, со светлыми, чуть рыжеватыми бакенбардами. От него исходил сильный аромат — потом, когда я стала лучше разбираться в таких вещах, я поняла, что это смешанный запах дорогих сигар и виски. Я также узнала, что его настоящее имя — Дональд Долинггон и он — менеджер, фамильярно называемый в театральных кругах Долли.
Все гости уделяли мне много внимания, задавали вопросы и демонстрировали интерес к ответам, поэтому мне казалось, что я участник замечательного праздника. Но вскоре я задремала, и Дезире отнесла меня сонную обратно в кроватку. Помню, на следующее утро, проснувшись и обнаружив, что праздник закончился, я очень жалела об этом.
Наш дом находился вблизи Друэри-Лэйн, недалеко от театра, что было немаловажно. В раннем детстве он казался мне огромным — таинственное здание с лестницей, ведущей вниз, в подвал и вверх — с первого этажа до пятого. Из окна детской, зарешеченного по распоряжению Дезире, чтобы я случайно не вывалилась, всегда можно было разглядеть что-нибудь захватывающе интересное.
Торговцы продавали свой товар с тележек или с лотков, висящих у них на шее. Тут были горячие пирожки, фрукты, цветы лаванды, всяческие заколки, ленты, бантики; экипажи и повозки привозили и увозили посетителей театров. Мне очень нравилось наблюдать за ними.
Когда мне исполнилось шесть лет, в нашем доме появилась новая наставница, мисс Матильда Грей. Это произошло после того, как две предыдущие гувернантки ушли от нас в надежде найти более подходящее место. Должно быть, сначала мисс Грей была несколько обескуражена и, вероятно, вскоре последовала бы за своими предшественницами, если бы не одно обстоятельство: она мечтала стать актрисой. «Не такой, как твоя мама, — подчеркивала она. — Чтобы не просто петь и танцевать в пустых комедиях, а настоящей актрисой».
Я изучающе посмотрела на Матильду. Едва ли ее физические данные могли позволить ей стать танцовщицей. Мама была довольно высокой и обладала фигурой, про которую обычно говорят: «как песочные часы». Мисс Грей была низенькой и коренастой, и единственное, на что она была способна, это фальшиво поверещать. Конечно, леди Макбет или Порция не должны петь и танцевать. Но тщеславные устремления Матильды, не имевшие под собой реальной почвы, не позволили ей оставить место, которое все же чуть-чуть приближало ее к миру театра, на что иначе она едва ли могла рассчитывать.
Через некоторое время мисс Грей смирилась и, я думаю, уже с радостью осознавала свою принадлежность к этому дому.
Самым важным лицом в доме была Марта Ги, мамина костюмерша, хотя на самом деле ее роль была гораздо значительнее — она заботилась обо всех нас. Это была крупная женщина с карими глазами, от острого взгляда которых едва ли могло что-нибудь укрыться. Ее темные волосы всегда были строго зачесаны назад и собраны в большой пучок на затылке. Одевалась она только в черное. Ей нравилось напоминать нам, что она коренная жительница Лондона, настоящая «кокни», рожденная под звуки колоколов церкви Сент-Мари-ле Боу. Марта была умной, проницательной, острой на язык и, по ее выражению, «ничего ни от кого не брала, но всегда отдавала все, что может, и еще чуть-туть».
Она знала маму еще с тех времен, когда та была хористкой, и кто-кто, а уж Марта Ги умела разглядеть талант. Она решила взять маму к себе под крылышко и направлять ее дальнейшие шаги. Похоже, именно так все и произошло. Марте было около сорока лет, она знала жизнь и неплохо ориентировалась в ней. Она частенько говорила нам, что знает театр как свои пять пальцев и отлично разбирается во всех этих трюках, которых надо бы опасаться, а мы заглатываем их как наживку и легко попадаемся на удочку. Марта держала в страхе маму, впрочем, как и всех нас, но внушала нам при этом мысль, что делает это ради нашего же блага. Она обращалась с мамой как с капризным ребенком, и маме это нравилось. «Ну, что бы я делала без Марты?» — бывало, говорила она. А еще мама не могла обходиться без Долли. Он частенько захаживал к нам.
2 
