и читается легко. 
97 
— Какое там боится! Ванюшку чуть до смерти не напугал.
— Расскажи, дядя Миша, — попросил Сашка.
— А не боишься? — подмигнул дядя Миша.
— Ну, вот ещё!
— Дрробь и порох! Молодец, паря! Ну, так слушайте.
— Раз идёт Ванюшка к речке глушью. Глушь — это у нас так дальний лес зовётся. Там и в полдень всё равно сумерки: густой лес, старый. Захламощённый: пни, да кокоры, да бурелом — не продерёшься. Ванюшка у меня расторопный, как раз я его на этот участок и поставил, он там и живёт в сторожке.
И слышит Ванюшка: подкоренник трещит — пичужка такая махонькая, с орех, и хвостик торчком всегда. А голос — такая сила, не поверишь, что эдакая мелюзга раскричалась!
«Дай-ка посмотрю, на кого это он?» — Ванюшка думает. Да и пошёл к куче хвороста, где подкоренник трещит.
Ружьё у Ванюшки за плечами, да и пустое, а в руках два (мёртвых) зайца, застрелил в лесу.
Ванюшка подошёл к куче. Подкоренник — нырк! — и пропал в хворосте. Ванюшка ещё шаг шагнул, а из-за кучи шатун! На дыбы всплыл. — Тут дядя Миша плавно поднялся со стула, показывая, как всплыл на дыбы медведь. И опять ужасно как стал похож на настоящего медведя. — И идёт на Ванюшку… — Дядя Миша медленно, косолапя и раскачиваясь, двинулся к детям.
Маша опустилась на пол и быстро-быстро убежала под рояль на четвереньках. Сам не зная как, очутился рядом с ней и Сашка.
Из-под рояля детям видны были только косолапые ножищи в валенках. И очень страшно было смотреть, как эти ноги, медленно передвигаясь, приближались…
Дядя Миша продолжал рассказывать:
— Ванюшка, не будь промах, кинул в шатуна зайцем. А сам — дёру! Шатун — хвать! — и поймал зайца на лету. И пал с ним на все четыре. — Дядя Миша живо опустился на четвереньки.
— Да как зарычит! — крикнул дядя Миша.
Тут на его волосатом лице вдруг открылась пасть, по сторонам её выбежали два жёлтых клыка. Из глубины пасти раздалось глухое рычание.
Маша взвизгнула. Сашка со всей силы брыкнул ногой в страшную морду шатуна.
— Ой-ой! — вскрикнул дядя Миша. И шатун исчез — опять были видны только косолапые валенки.
— Что такое? — послышался голос матери. — Что у вас тут такое?
Дети выскочили из-под рояля и кинулись к ней.
— Разве так можно, Сашка! — смеясь и чуть не плача говорила мать. — Разве можно ногой? Да и ты тоже хорош, Миша, разве можно так пугать детей!
— Виноват, виноват! — хохотал дядя Миша. — Зато мне и попало — здорово Сашка саданул! Чуть последние зубы не вышиб. Ну, молодец! — прибавил он, отнимая руку от подбородка и протягивая её Сашке: —Давай мириться. Молодец, что шатуна ударить не побоялся!
Сашка тоже смеялся уже.
— Была бы у меня винтовка с пулей! — сказал он, протягивая руку. — Я бы ему показал.
— Вижу, что показал бы, дрробь и порох! — хохотал дядя Миша, опять хватаясь за подбородок. — Вижу, что охотник из тебя выйдет лихой!
— А что с Ванюшкой дальше было? — спросила Маша, выглядывая из-под материнской руки.
— Удрал Ванюха! — весело сказал дядя Миша. — Бежит Ва-нюха, а медведь зайца в миг разорвал — и за ним. Ванюшка ему другого зайца бросил. Медведь опять задержался. А Ванюха кубарем с обрыва, в лодку вскочил — как раз тут у него лодка оставлена была — и понёс! Речка его и спасла: шатун из лесу выбежал, а уж в воду не полез.
В прихожей опять затрещал звонок. Пришёл отец.
7. Дорога
На следующий вечер отец вызвал машину, и мать с дядей Мишей повезли Сашку и Машу на вокзал.
Как только поезд двинулся и в окне последний раз мелькнул белый платочек матери, дядя Миша принялся рассказывать детям всякие смешные истории. Но огорчённые расставанием, нарёванные дети совсем его не слушали.
Тогда он поспешил устроить им постели на полках. Сашка и Маша забрались под одеяла с головой. Они так устали за день, что сейчас же заснули.
Ночью на одной из остановок машинист неосторожно взял с места, Сашку сильно тряхнуло, он открыл глаза.
Тьма-тьмущая.
Сашка откинул одеяло с головы.
В проходе горит тусклая электрическая лампочка без абажура. Кругом спят незнакомые люди, некоторые громко, с присвистом храпят.
Сашке стало так неуютно.
Он тихонечко отодвинул занавеску на окне.
Там, за окном, холодно светит в чистом небе луна. Мелькают телеграфные столбы, проползают за ними белые, с чёрными проталинами поля, медленно крутятся перелески.
97 
