Особенно,... 
111 
– Я всегда ему верна, если он поблизости. Диана рассмеялась:
– И так же верна Лонгвилю, когда он поблизости. Ты – сама благовоспитанность, сестричка. Но сейчас… Это же король!
– Он мне не по душе.
– Не по душе? Не по душе король? Ты что, с ума сошла, девочка?
– Сумасшествие не любить мужчину, который не моется?
Диана почти истерически рассмеялась:
– Дура! Если король Франции не моется – значит, это модно.
– Мне такое никогда не будет нравиться.
– Тебе надо получше его узнать, и он тебе понравится. Я видела огонь в его глазах, и всем известно, что он человек, который умеет добиваться своего.
– Женщины – не королевства.
– И что с того? Их одолеть еще легче. Исходя из этого, не сомневаюсь, ты станешь его любовницей не далее как через неделю.
– Не стану.
– Дура! Неужели упустишь такую сказочную возможность ради своих надушенных красавчиков?
– Не вижу тут никакой сказочной возможности.
– Если бы твоя мать была здесь…
– Ее нет, и хорошо, что мы сами собой распоряжаемся.
– Но ты не вправе так вызывающе вести себя с королем, моя очаровательная сестричка.
Генриху не удалось вскоре возобновить ухаживания за Габриэлой, как он планировал. Войска Лиги перешли в наступление, и ему пришлось идти в бой. Но он ее не забыл и устроил так, что Бельгард был столь же поглощен военными делами, как и он сам, а потому тоже не имел возможности навещать свою любовницу.
Бои переместились в Пикардию, и однажды Генрих вдруг понял, что находится всего в нескольких милях от Кевра. Однако, чтобы добраться до замка, надо было проехать по территории, находящейся в руках лигеров, а для него это означало почти неминуемый плен.
Но он жаждал увидеть Габриэлу, о которой постоянно думал. Более того, ему хотелось произвести на нее хорошее впечатление, поэтому старался что-то придумать, чтобы ее увидеть.
Габриэла была у себя в спальне. Сгущались сумерки, мерцали свечи. Она расчесывала волосы и думала о своих любовниках, пытаясь понять, кто же ей больше по душе. Рано или поздно все равно надо будет выбрать кого-то, и ей казалось, что она близка к решению. Бельгард любит ее сильнее, нежнее, в этом не приходится сомневаться. Лонгвиль – прекрасный любовник, и она будет по нему скучать. И все-таки останется с Бельгардом.
Послышался стук в дверь, вошла одна из кухарок. У нее был обеспокоенный вид, и Габриэла в тревоге вскочила, потому что, когда поблизости солдаты, никогда нельзя ни в чем быть уверенным.
– Мадемуазель, на кухне какой-то грубиян. Он сам туда ворвался и говорит, что у него для вас записка.
– Грубиян?.. – переспросила Габриэла.
– Да, мадемуазель. Крестьянин. Очень грязный, на голове какой-то пук соломы…
– Но что ему от меня надо?
– Не знаю, мадемуазель. Я пыталась его выставить, но он требует, чтобы его впустили к вам. В нем есть какая-то властность, и я почему-то ему подчинилась. Мадемуазель, я боюсь его.
Габриэла прошла мимо кухарки и, осторожно заглянув в дверную щель кухни, увидела очень грязно и неряшливо одетого человека. Габриэла отвернулась и хотела было позвать на помощь, как дверь, у которой она стояла, распахнулась, и ее схватила сильная рука.
С ее губ был готов сорваться крик, но она и рта не успела раскрыть, как он сказал:
– Габриэла, это я. Не бойся. Мне надо было тебя увидеть.
Габриэла уставилась на него, не веря своим глазам. Этот грязный крестьянин оказался королем Франции!
Она шагнула в кухню.
– Неужели это возможно? – спросила она сдавленным голосом.
– Возможно. Я пренебрег опасностью, чтобы увидеть тебя. Прошел по вражеской территории. Если бы они повнимательнее присмотрелись к старому крестьянину…
Габриэла отпрянула от него и, опустив глаза, увидела грязь на его одежде, обуви.
– Вашему величеству нужно помыться, – услышала она свой холодный голос.
– Это все, что ты хочешь мне сказать, после того как я смотрел в лицо смерти, чтобы тебя увидеть?
– Это было неразумным поступком.
– Так твой король – глуп? Ты права. Все влюбленные мужчины – глупцы. А тот, что стоит перед тобой, еще никогда не любил сильнее.
– Сир, по-моему, вам не следовало сюда приходить.
– Габриэла, как ты можешь быть такой жестокой?
– Я вовсе не хочу быть жестокой, сир, но я должна быть честной. Да другой я с вами никогда и не буду. А если ваши враги узнают, что вы в Кевре? А если на обратном пути вас схватят?
111 
