13 
Его отличала храбрость, этого никто не мог отрицать. Как и любой из его солдат, он был готов пойти на смерть, но в его действиях не было никакой рисовки. Этот человек шел в бой, словно пожимая плечами, и никогда не походил на героя.
– Если пробьет мой час – так тому и быть, – любил поговаривать Генрих, который формально считался главнокомандующим армией, хотя на самом деле руководили боевыми действиями Колиньи и Андело. Он был как бы подставным лицом, но, не испытывая по поводу своего истинного положения никаких иллюзий, сам над ним посмеивался и принимал все как должное. Никто лучше него самого не понимал, что вождем он стал только потому, что был принцем Беарнским, а сделался гугенотом лишь потому, что был сыном своей матери. Но стоит ли прилагать усилия, чтобы сломать сложившийся порядок вещей? В жизни так много гораздо более приятных занятий!
Женщины в Ла-Рошели оказались весьма уступчивыми, и в городе не было более популярной фигуры, чем принц Беарнский.
После прибытия в армию Жанны и представления ею солдатам двух юных лидеров гугенотам стала улыбаться удача. И не так уж важно, что это объяснялось в большей степени медлительностью и отсутствием должного единства в рядах католиков, сердца солдат наполнились надеждой, а новые победы только сильнее их вдохновляли. К ним присоединились немецкие наемники, которых под гугенотскими стягами насчитывалось двадцать пять тысяч человек. Противостоял им герцог Анжуйский, под его знаменами было не меньше тридцати тысяч солдат. Но гугеноты во главе с мудрыми Колиньи и Андело, юными Генрихом Наваррским и Конде чувствовали себя непобедимыми. И фортуна долгое время была к ним благосклонна.
Солдатская жизнь не так уж плоха, думал Генрих. Казалось, он уже давным-давно лежал в огороженном садике рядом с Флореттой. Их ребенку должно было быть уже около двух лет, и Генрих прекрасно понимал, что у него будет много братиков и сестричек. Это не вызывало у него сожаления. Да и отчего бы? Он знал, что и Флоретта ни о чем не жалеет, иногда представлял, как она прогуливается по Нераку со своим малышом, у которого большие черные глазенки, и спрашивает: «Разве могут быть сомнения, кто его отец?» Этот ребенок не будет испытывать никаких лишений, потому что лучше быть незаконнорожденным сыном принца, чем родным – крестьянина. Такое положение дел всем хорошо известно, а поскольку это так, то стоит ли человеку, которому суждено стать королем, упрекать себя за фривольное поведение?
Адмирал к таким взглядам Генриха относился неодобрительно, но это и неудивительно, поскольку лишь очень немногим людям не свойственно считать свой собственный образ жизни единственно правильным. Сам же принц полагал, что каждый человек должен жить согласно уготованной ему стезе и взгляды одних людей ничуть не хуже, чем у других, хотя и понимал, что эта либеральная позиция уже принесла и будет приносить ему в дальнейшем неприятности.
Колиньи попросил его об аудиенции. Эта просьба прозвучала как распоряжение, хотя адмирал вроде бы должен был подчиняться принцу и выполнять его приказания, но на самом деле Генрих воспринимал его предложения как приказы.
Каким прекрасным человеком был Колиньи! Высокий, подтянутый, твердый в мыслях и суждениях, с бесстрашным взором ясных глаз, как будто не боялся ни людей, ни Бога.
«Своего Бога! – подумал Генрих. – А почему его? Разве Бог не один? Герцог Анжуйский, Гиз и их сторонники тоже поклоняются Богу, который кажется им единственно верным, как и тот, в которого верит Колиньи. А почему у меня нет такой уверенности в моей правоте, как у них? Как было бы хорошо, если бы истина была одна и можно было сказать: «Только это правда».
Сосуществование столь разных точек зрения лишь все запутывало, и разобраться во всем этом было весьма непросто. Генрих уже начал подумывать, что лучше всего позволить эмоциям руководить им и ни к чему особенно не привязываться – ни к вере, ни к женщине.
Колиньи поцеловал его руку:
– Рад видеть, что у вас все в порядке, мой принц.
– Как и у вас, мой адмирал.
Это было правдой. Старик выглядел весьма неплохо. Поговаривали даже, что он намеревается снова вступить в брак. Почему бы нет? Он вдовец, его дети давно выросли. В некоторых районах Ла-Рошели ходили слухи, что Жаклин д'Антремон преклоняется перед Колиньи и лелеет надежду стать его женой. Она очень богата; ее деньги были бы для него совсем не лишними. Может, если адмирал снова вступит в брак, то поймет, что жизнь в кругу семьи в его возрасте человеку подходит больше, чем походная?
13 
