Особенно,... 
60 
– Ты – очаровательное создание, – проговорила она и так сильно дернула девушку за волосы, что та взвизгнула. – Что он шепчет тебе, когда вы лежите рядом?
– Что он любит меня, мадам.
– Держи его при себе. Держи его при себе. – Екатерина громко рассмеялась. – Тебе может показаться, что это несложно, но помни: при его дворе теперь много симпатичных молодых женщин – гораздо больше, чем раньше. Скоро он увидит, что мы привезли с собой женщин, которые гораздо элегантнее, чем его крестьянки. Смотри, чтобы его кто-нибудь у тебя не отбил, Дайелла.
– Я сделаю все, что в моих силах, мадам.
– Да, постарайся, девочка. Потому что мне не понравится, если он увлечется одной из своих крестьянок. А теперь послушай. Я хочу, чтобы ты заставила его вернуться в Париж.
– Да, мадам.
– Это будет не очень трудно, детка, потому что, когда мы уедем, ты поедешь вместе с нами. Твоя задача – сделаться ему такой необходимой, чтобы он не мог представить себе жизни без тебя.
Дайелла кивнула очаровательной головкой. Справится ли она? Попадется ли Генрих еще раз в ловушку, в которую однажды шагнул, когда женился на Марго?
Екатерина верила в Дайеллу.
– Как я смогу жить, если тебя не будет рядом со мной?
Сладкие слова на сладких устах, подумал он. И в ответ поцеловал ее.
– Генрих, я слышала, что королева-мать скоро возвращается в Париж. Если это произойдет, мне придется отправиться вместе с ней.
Он ущипнул ее за ухо:
– Давай не будем думать о таком трагическом исходе.
– Но, Генрих, если…
– Не хочу об этом и думать.
– Но это обязательно произойдет.
– Сегодня все хорошо; давай не будем заглядывать в будущее, которое может оказаться хуже настоящего.
– Мы не должны допустить, чтобы оно было хуже, Генрих.
– Это, моя любовь, в руках судьбы.
– Но если мы поклянемся никогда не расставаться…
Он приник губами к ее шее:
– Мне есть о чем подумать и помимо клятв.
– Но я боюсь, Генрих.
– Чего же, моя малышка?
– Я боюсь, что меня заставят покинуть Беарн без тебя. Если я уеду… ты поедешь со мной?
Он продолжал, тихо посмеиваясь, целовать ее.
– Неужели ты думаешь, что я расстанусь с моей маленькой Дайеллой?
Это удовлетворило ее. Она была не в силах понять, что он лишь отвечает на ее вопрос. Дайелле, которая входила в «летучий эскадрон», приказали заманить его в Париж. «Нет, моя дорогая, даже ради тебя, даже ради любой другой женщины не поеду, – думал при этом Генрих. – Однажды меня уже заманили в Париж. Там я потерял моих друзей, слуг… все, кроме собственной жизни. Больше никогда! Даже ради самой желанной женщины на свете. Женщин на свете много, а жизнь у меня одна».
Очаровательная Дайелла! Такая юная и такая простодушная; она так мило пыталась исполнять свои обязанности. Но Генрих больше не был юнцом. С тех пор как король Наварры въезжал в Париж, не подозревая об опасности, он сильно вырос.
Настали нелегкие времена. Гугеноты не могли доверять Екатерине Медичи, потому что считали ее главной виновницей резни, однако все жаждали мира, и считалось, что Екатерина с дочерью прибыли на переговоры с Генрихом Наваррским о мире.
Между Екатериной и ее советниками, с одной стороны, Генрихом и его советниками, с другой, постоянно шли переговоры, в них принимала участие и Марго. Многое ей приходилось обсуждать и с виконтом де Тюренном, а для этого часто бывать в покоях друг у друга. То, что там происходило, ни для кого не было тайной, но Генриха, очарованного Дайеллой, поведение супруги никак не беспокоило. В интересах и его, и Марго, а также многих симпатичных господ и дам, бравших с них пример, было, чтобы переговоры шли как можно дольше и королева-мать не возвращалась в Париж, потому что это привело бы к разлуке многих любовников.
Марго вызывала всеобщее восхищение и сама получала истинное удовольствие, когда предоставляла возможность своим поклонникам любоваться ею, и фанатикам, которые считали ее дочерью сатаны, посланной из ада, чтобы навлечь на всех беды и несчастья, возмущаться. Она всегда была в центре внимания – черноволосая, в золотистых или красных платьях. Марго устраивала балы и маскарады, как в Париже; ее наряды отличались пышностью, были ли они сшиты из красного испанского бархата или из сатина, украшенного блестками и драгоценными камнями; на ее прекрасных волосах колыхались плюмажи, усыпанные бриллиантами, и все глаза устремлялись на нее, когда она танцевала итальянские или испанские танцы, которые были такими же модными, как и французские. Иногда Марго пела, аккомпанируя себе на лютне. Но наибольший восторг вызывал блеск ее остроумных речей. Они были бы неудивительными при дворе французском, но в Беарне воспринимались совсем по-другому.
60 
