Анжу стал ухаживать за Фоссезой, что вызвало ярость Генриха, который был увлечен ею гораздо сильнее, чем когда-то Шарлоттой де Сов. Теперь ему не было нужды прибегать к уловкам и не надо было бороться за свою жизнь. Он мог быть самим собой, и как король в своих владениях не собирался уступать сопернику, если только сама Фоссеза не предпочтет Анжу.
У д'Обинье все эти любовные приключения вызывали сожаление. Он был предан своему господину, но осуждал его увлечение женщинами. Любовница-другая были бы вполне позволительны, но казалось, что вся жизнь Генриха состоит из ухаживаний за женщинами, а все при дворе следовали его примеру.
Д'Обинье, который любил своего повелителя, стал искать виновника происходящего. Кто привез в Наварру нравы французского двора? Кто привил моду к роскоши, экстравагантности и распутству? Можно было возразить, что и сам король столь же склонен к амурным приключениям, как и его жена, но долг королевы – быть хорошим примером для своего мужа, а никак не стараться превзойти его в амурных делах. Кроме того, если родится ребенок, кто сможет сказать наверняка, что отцом его является король Наварры?
А теперь королева, после скандальной истории с Тюренном, стала близка с этим Шанваллоном.
Д'Обинье размышлял, как прекратить все эти безобразия. Если пойти к королю и рассказать ему, что он подозревает королеву в связи с Шанваллоном, Генрих пожмет плечами и скажет, чтобы д'Обинье не ходил к нему рассказывать о том, что ему и так давно известно.
«Что за нравы наверху! – стонал д'Обинье. – Но что будет дальше? Как отличается нынешний двор от тех времен, когда здесь правила добродетельная мать Генриха, неукротимая Жанна Наваррская!»
Однако д'Обинье был настроен решительно и однажды вечером направился в покои королевы. Ее фрейлины переполошились, когда он пришел. К королеве нельзя, сказали ему. Но он настаивал, что ему надо увидеть королеву. Дело неотложное. Он растолкал фрейлин и распахнул двери в спальню королевы.
Марго лежала на черных атласных простынях рядом с Шанваллоном.
Марго была в ярости. Ее злейшими врагами при дворе мужа были святоши, отравляющие ей жизнь. Как смел д'Обинье к ней врываться? Конечно, жаль, что он застал их с ее дорогим Шанваллоном вместе в самый неподходящий момент. Ее фрейлины должны были ее предупредить или хотя бы сделать так, чтобы она и ее любовник успели одеться.
Ей было все равно, рассказал ли д'Обинье обо всем Генриху, потому что тому и так было прекрасно известно, что она проводит время с Шанваллоном, в то время как он пользуется благосклонностью Фоссезы. Однако д'Обинье собирался поднять скандал, возможно, попытаться заставить ее оставить королевство, и она была твердо настроена преподать ему урок. Никто не имеет права учить ее морали и врываться в ее спальню, оставаясь безнаказанным.
Она пошла в покои мужа и не терпящим возражений голосом заявила, что им надо поговорить наедине, отослала его слуг.
– Этот д'Обинье, – безапелляционным тоном сказала Марго, – совсем обнаглел. Он ворвался в мою спальню и намеревается настроить против меня всех при дворе.
Генрих смотрел на нее, сузив глаза.
– Что? Уж не хочешь ли ты сказать, что д'Обинье хотел тебя соблазнить?
– Этот старый святоша? Тебе прекрасно известно, что он ворвался ко мне, чтобы застать меня врасплох. Ты думаешь, я буду это терпеть? Разве он имеет право обращаться… с дочерью Франции… таким образом? Отвечай, Генрих!
– Любопытно, сопутствовал ли его визиту успех?
– Какого рода?
– Обнаружил ли он то, за чем пришел.
– Ты не соображаешь, что несешь. Как ты смеешь!.. Ты сын какого-то мелкого принца. А я – дочь короля Франции…
– О, не надо, моя дорогая, у нас одни и те же предки.
– Тебя в этих горах воспитывали как язычника.
– А мне иногда кажется, что тебя в Лувре воспитывали как шлюху.
– Не тебе меня порицать, мой дорогой. Кто может поставить мне в вину, что я ищу способа немного поразвлечься, если мой муж так редко разделяет со мной ложе?
– О, ты достаточно поразвлекалась и до того, как обзавелась мужем.
– Не учи меня морали.
– Морали? Я? Она рассмеялась:
– По крайней мере, ты понимаешь неуместность нравоучений! Что ты собираешься делать с д'Обинье?
Он не ответил. Ее тирады его не очень волновали. С Марго всегда что-то случалось – казалось, ее притягивали разные скандалы. Он же чувствовал себя менее счастливым после того, как при дворе появился Анжу. Генриху хотелось, чтобы он уехал. Ухаживания Анжу за Фоссезой становились все более откровенными, и хотя он не мог похвастаться приятной внешностью, но зато, в отличие от грубоватого Генриха, обладал обычными для французского двора хорошими манерами. Фоссеза приехала с Марго из Парижа и хорошо помнила галантность тамошних придворных, учтивость обращения, по которой она так скучала при дворе Наварры. Генрих мог поклясться, что Анжу ей немного нравится.