69 
Элеонора обняла невестку.
— Дорогая Жанна, я сочувствую тебе. Будет лучше, если ты узнаешь все от того, кто любит тебя и страдает вместе с тобой. Тебе известно, что Антуан стал любовником этой женщины. Жанна, моя дорогая, приготовься к испытанию. Несколько недель тому назад у них родился сын.
Жанна вырвалась из объятий Элеоноры.
— Я ненавижу его! — закричала она. — Я не знала, что это зашло так далеко. Он заплатит за все. О, Боже, неужели это произошло с нами? Мы были так счастливы, Элеонора. Я знала, что он любит веселье… забавы… удовольствия… лесть, но не думала, что с нами может случиться такое. О, Элеонора, я так несчастна…
— Сочувствую, моя дорогая, — сказала Элеонора, пытаясь утешить Жанну. — Я тоже сейчас несчастна. Жанна, мне понятны твои чувства — меня также унизили.
Жанна уставилась на невестку.
— Ты хочешь сказать, что Луи тоже?..
— Да, Луи тоже, — сказала принцесса Конде. — Его любовница — мадемуазель де Лимей.
Жанна взяла руки Элеоноры и прижала их к своей груди.
— Я так потрясена своими бедами, что не подумала о твоих! О, Элеонора, если бы я могла быть такой же спокойной, как ты!
— Дорогая Жанна, наши мужья слабы, но мы любим их. Мы должны простить Луи и Антуана.
— Я никогда не прощу Антуана.
— Успокоившись, ты поймешь, что это необходимо. Следует подумать о детях. Мы должны закрыть глаза на грехи мужей. Нас ждут важные дела, мы не можем расходовать силы на семейные ссоры.
— Но я считала, что вы с Луи очень счастливы. Так всегда казалось. Что касается меня и Антуана — о, ты сидишь и безмятежно улыбаешься! Ты можешь простить их. Я же — никогда!
— Но это необходимо. Все подстроили наши враги. Они подбросили наживку, и наши мужья попались на удочку. Мы должны бороться за них… вместе с ними.
— Ты можешь это делать, но я не стану. Я ненавижу Антуана. Не только за измену, но и за ложь… лицемерие.
— О, Жанна, моя дорогая сестра, я хорошо тебя понимаю, но…
— Никаких «но».
Жанна внезапно засмеялась, но в ее глазах стояли слезы.
— Мы с тобой — разные люди, Элеонора. Ты — святая, а я — просто женщина.
Ярость Жанны обрушилась на Антуана во дворце Конде.
— Итак, месье, у вас родился сын. Поздравляю. У него великолепная мать. Я слышала, что она — первая придворная шлюха. Что ждет вашего бестарда? Трон Наварры? Или трон Сардинии? Кажется, вы еще не решили, как вам поступить с моим королевством.
Антуан попытался успокоить супругу.
— Жанна, моя дорогая жена, пожалуйста, выслушай меня. Луиза де ла Лимодьер? Это пустяк. Согласен, я совершил оплошность, но и только. Ты — моя жена, моя дорогая жена. Наша жизнь важнее всего остального. Ты слишком долго жила вдали от французского двора. Твои скромные дворы Пау и Нерака… они, моя дорогая, сильно отличаются от французского.
— Разумеется; мы настолько старомодны и негалантны, что чтим наши брачные обязательства.
— Жанна, я люблю только тебя одну. Неужели ты это не видишь?
— Значит, ты считаешь возможным дарить твоих детей нелюбимым женщинам?
— Я совершил оплошность — простительную оплошность. Все, кроме тебя, поняли это. Я находился вдали от тебя. Я — мужчина.
— Ты — глупец! Тщеславный франт, с одинаковой легкостью одураченный шлюхой и испанским послом.
— Жанна!
— Сардиния! Это, полагаю, тоже оплошность. Простительная оплошность!
Она посмотрела на него, и ей показалось, что она видит незнакомца. Перед ней стоял не юный, а сорокапятилетний мужчина, находившийся в том возрасте, к которому человек уже должен обрести трезвость рассудка и понимать, когда и почему ему льстят. Его борода седела, но волосы были завиты и уложены; одежда Антуана казалась экстравагантной даже по меркам двора. Рукава его камзола были обшиты ярким атласом, на шляпе, украшенной перьями, сверкали драгоценные камни. Он обладал безмерным тщеславием. Был дураком, самоуверенным дураком, неверным супругом. Но она любила его.
Она подавила желание подбежать к Антуану, напомнить ему об их счастливых днях, о радостях простой жизни, которую они вели в скромных дворах Нерака и Пау. О Господи! — подумала она. Тогда мы были счастливы. Я могла делать Антуана счастливым, если бы оставила его возле себя, если бы ему не дали должность наместника при французском дворе, если бы он не представлял интерес для аморальных искателей власти. Но как мог этот красивый, элегантный мужчина, думавший больше о покрое камзола и фасоне шляпы, чем о политике, противостоять лести, которую он выслушивал от использовавших его людей?
69 
