70 
Она прижалась лбом к окну. Передние вагоны изгибались перед ее глазами серебристой змейкой, в стеклах отражался океан. От устья Тежу уходили в море песчаные отмели, коричневым гребнем отступал от берега прибой. Перенестись бы туда, остаться одной на берегу или в море, лишь бы вдали от неразрешимых городских хитросплетений! Анна оглянулась через плечо: Джим Уоллис уткнулся носом в «Диариу де Нотисиаш». Он поднял глаза, но не встретился с ней взглядом. Насчет алмазов они договорились с утра: какой сигнал подать, если камни будут выносить из дома. Анна вновь обернулась к волнам за окном. Разум ее кружил вокруг неподвижной точки: Карл Фосс, офицер абвера.
Нужно с этим покончить. Покончить с чем? Как называется то, что происходит между ней и Карлом, то, чему она должна положить конец? Поцелуй. Больше ведь ничего не было? Прекрати думать об этом, приказывала она себе. Гамбит Роулинсона. Главная опасность — в мыслях. Просто покончить с этим, и все. Упростить уравнение. Сократить иксы.
И о Джуди Лаверн следует забыть. Только впусти ее за скобки, и вновь уравнение станет неразрешимым.
Сазерленд поручил ей обыскать кабинет Уилшира. Разумно ли это? Стоит ли идти на такой риск? Американцы наверняка поступают более мудро: следят за Лазардом. Он — посредник, тут и сомневаться нечего. Ключевая фигура.
Только сейчас Анна заметила, что сидит, подавшись вперед, сверля взглядом податливую шею женщины напротив. Усилием воли она заставила себя откинуться к спинке. Поезд со скрежетом затормозил: станция Пасу-де-Аркуш. Старики поднялись и вышли, женщина все так же держала мужа за руку, пес семенил между ними.
И снова Карл Фосс — упорнее, настойчивее прежнего.
Что, в сущности, они успели сказать друг другу? Выкурили совместную сигарету. Соприкоснулись губами. Ничего не произошло — и все изменилось. Они не были знакомы и впредь ничего не узнают друг о друге сверх того, что положено знать, а это — заведомая неправда. Но так ли уж хочет человек знать о другом человеке? Знать все? Или все, за исключением того, что поддерживает в нас интерес, — сущности, тайны. Узнать ее — умертвить.
Мысли множились — n в квадрате, n в кубе, n в степени n.
Анна прошла через площадь к Эштурилу. Жара все еще давила невыносимо, но то была умирающая жара, жара, никнущая утомленно к домам, обвисшая на безмолвных пальмах. И Анна тоже устала, ей хотелось прилечь после долгого дня, после многих часов изнурительных размышлений.
Дорожка наверх показалась длиннее прежнего. Чуть ли не спотыкаясь, Анна одолела лужайку и прошла в дом сзади, через стеклянные двери. Из гостиной доносились голоса. Анна заглянула в комнату. При виде нее Мафалда и графиня делла Треката смолкли. Сазерленд так ничего и не сказал Анне о Мафалде, быть может, списал хозяйку дома со счетов: что с нее взять — несчастная женщина. Графиня приветливо похлопала рукой по дивану.
— Заходите, расскажите нам о мире за этими стенами, — позвала она.
Мафалда надела к чаю синее платье — и гипсовую маску на лицо, белую, холодную и невыразительную.
— Мир печатания под диктовку нынче показался мне скучноватым. — С этой отговоркой Анна попыталась ускользнуть, но графиня чуть ли не силой усадила ее на диван.
— Вас что, и на обед не выпустили?
— Я ходила в Службу государственной безопасности оформлять документы.
— Но вы же должны были поесть хоть раз за день!
— У мистера Кардью было сегодня слишком много работы.
— Будь я такой молоденькой, ни за что бы не поехала в эту глушь, в Лиссабон, да еще секретаршей!
— Я хотела работать в Женской Королевской военно-морской службе, но меня не взяли из-за легких. Врачи забраковали.
— Но тут-то вы бегаете повсюду, — проворчала Мафалда так, словно речь шла о домашнем животном, к повадкам которого нужно присмотреться.
— В Лондоне я задыхалась, стоило мне два квартала пройти.
— Лондонский смог, — посочувствовала графиня. — Страшная вещь.
— Мама говорит, все из-за бомбежек.
— Этого следовало ожидать. — Судя по интонации Мафалды, если ожидать и «следовало», то лично она этого не ожидала. — Нервы доведут до чего угодно.
— А что думает об этом ваш отец?
Откуда ни возьмись всплыла картинка: мать жестко отчитывает ее, наседает как староста в школе.
— Мой отец? У меня нет… — Анна осеклась: угрожающий образ матери на мгновение нарушил тщательно выстроенную легенду, в которой она имела обоих родителей. — У меня ни малейшего представления о том, что он думает, — неуклюже вывернулась она.
70 
