Она играла ножом и вилкой.
— Керенса, скоро в округе будет много бедняков.
— Ты имеешь в виду, когда закроется шахта Феддера?
Она подняла глаза, полные жалости, и кивнула.
Теперь уже скоро, — продолжала она. — И тогда…
— Мне кажется, всех нас ожидают тяжелые времена, — я не смогла побороть в себе желание узнать, что у нее на уме, поэтому продолжала: — Меллиора, ты что-нибудь получала от Джастина в последнее время?
— Уже два месяца ничего не получала, — ответила она, и голос ее звучал спокойно. — Его письма очень изменились.
— Изменились? — Я гадала, заметила ли она страх в моем голосе, когда я это произнесла.
— Он кажется… более спокойным. Умиротворенным.
— У него кто-то есть?
— Нет. Он просто успокоился… духовно.
Я резко сказала:
— Если бы он действительно любил тебя, Меллиора, он бы тебя никогда не покинул.
Она спокойно смотрела на меня.
— Наверное, есть несколько видов любви, Керенса. Наверное, нам трудно понять их все.
Я почувствовала презрение к ним обоим — и к Джастину, и к Меллиоре. Мне не в чем упрекать себя. Они оказались не способными на глубокую и страстную любовь. Любовь для них — это что-то правильное и управляемое. Так не любят. То, что я сделала, не должно меня угнетать. В конце концов, если бы они действительно любили, они бы не позволили себя разлучить. Единственная стоящая любовь — это такая, ради которой можно забыть все практические соображения.
Неожиданно до нас донеслись необычные звуки: топот ног, голоса.
— Что происходит? — спросила я, и мы замолчали, прислушиваясь, в то время как голоса приблизились. Я услышала громкое звяканье дверного колокольчика, после чего последовали молчание и шаги Хаггети. Затем опять звуки голосов, и Хаггети вошел в столовую. Когда он вошел, я подняла глаза.
— Да, Хаггети. Он кашлянул.
— Это депутация, мэм. Они хотят видеть мистера Сент-Ларнстона.
— Вы сказали им, что его нет дома?
— Да, мэм, но, думаю, они не очень-то мне поверили.
— Что это за депутация?
— Ну, мэм, там несколько человек вроде бы от Феддера, и с ними Сол Канди.
— И они пришли сюда? — спросила я. — Зачем?
У Хаггети был смущенный вид.
— Ну, мэм, я же им говорил…
Я знала, зачем они пришли. Они хотели, чтобы шахту Сент-Ларнстонов обследовали на наличие олова. Если она могла дать им работу, они хотели эту работу получить. А почему бы нет? Разве не могло это быть решением и наших проблем? Однажды шахта уже спасла аббатство. Почему бы ей не сделать этого снова?
Я сказала:
— Я встречусь с этими людьми, Хаггети. Проводите их в библиотеку.
Хаггети стоял в нерешительности; я властно посмотрела на него, и он пошел исполнять мое приказание.
В библиотеке я встретилась с ними лицом к лицу. У Сола Канди был важный и решительный вид. Серьезный человек, вожак, подумала я; и мне опять стало любопытно, что же он нашел в Хетти Пенгастер.
Сол был здесь главным, и я обратилась к нему.
— Вы пришли к моему мужу, но его нет дома. По деловым вопросам он обычно советуется со мной, поэтому, если хотите, можете сказать мне, зачем вы пришли сюда, а я передам это ему.
Они раздумывали; я видела скептическое выражение на нескольких лицах. Может быть, они не верили, что Джонни нет дома; может быть, они не хотели разговаривать с женщиной.
Мы с Солом Канди присматривались друг к другу. Я была уверена, что он вспомнил, что я внучка бабушки Би, и решился поговорить со мной.
— Ну что ж, мэм, — сказал он, — это уже точно, что шахта Феддера закрывается, и это многим из нас сулит прямо-таки беду. Мы-то думаем что в сент-ларнстоновской шахте полно олова, и хотим это проверить, а коли это так, то пускай она работает.
— Мне кажется, это справедливо, — ответила я.
Я увидела выражение облегчения на их лицах и продолжала:
— Как только мой муж вернется, я скажу ему, что вы приходили, и этот вопрос будет рассмотрен.
Сол Канди продолжал:
— Только, с этим, мэм, не надо тянуть. Думаю, всем будет спокойнее, если мы начнем готовить буры.
— Почему вы так уверены, что в шахте Сент-Ларнстонов есть олово?
— Ну, наши деды рассказывали нашим отцам, а отцы рассказывали нам, как ее закрыли ни с того ни с сего. По капризу, как говорится. Тогда это тоже принесло нам целую кучу бед. Ну, а нынче идет тяжелое время, а тяжелое время — это не то время, чтоб джентльмены вытворяли капризы.