В тот же миг она увидела меня, и я не успела отвернуться. Она быстро подошла, глядя встревоженно, и стала прямо передо мной.
— Керенса? — тихо произнесла девушка.
Я разозлилась, что она видит мое унижение, да и как было мне любить ее — такую аккуратненькую, чистенькую, свеженькую, элегантную — и свободную.
— Ты нанимаешься?
— Да вроде, — неохотно буркнула я.
— Но… раньше ты не нанималась?
— Времена нелегкие, — пробормотала я.
Те двое из аббатства приближались. Дворецкий уже смотрел на меня заинтересованным, прикидывающим взором.
На лице Меллиоры появилось взволнованное выражение, она сделала вдох и быстро-быстро заговорила, словно боясь, что не поспеет.
— Керенса, мы как раз ищем кого-нибудь. Ты пойдешь в дом священника?
Это было спасением. Моя мечта не обернется горечью. Я не войду в аббатство Сент-Ларнстон с заднего крыльца. Если бы случилось так, то моей настоящей мечте не сбыться бы никогда.
— В дом священника? — запинаясь, спросила я. — Так… ты пришла нанимать?
Она с готовностью закивала.
— Да, нам нужно… кого-нибудь. Когда ты можешь приступить к работе?
Дворецкий Хаггети подошел совсем близко. — Доброе утро, мисс Мартин.
— Доброе утро.
— Рад вас видеть на ярмарке, мисс. Мы тут с миссис Роулт хотим подыскать пару девчонок на кухню. — Теперь он смотрел на меня. — Это вроде подходящая, — сказал он. — Как тебя зовут?
Я гордо вскинула голову.
— Вы опоздали, — сказала я. — Меня уже наняли.
Во всем происходящем в тот день было что-то нереальное. У меня было впечатление, что это не взаправду, что я скоро проснусь на нашей полке, мечтая, как всегда, или смеясь вместе с бабушкой Би.
Но я действительно шла рядом; с Меллиорой Мартин, и она только что наняла меня на работу в дом священника — она, моя ровесница.
Мистер Хаггети и мисссис Роулт были настолько поражены, что только рты разинули, когда Меллиора вежливо попрощалась. Они глазели нам вслед, и я слышала, как миссис Роулт пробормотала:
— Нет, ты видел что-нибудь подобное?
Бросив взгляд на Меллиору, я ощутила смутную тревогу, почувствовав, что она начинает жалеть о своей поспешности. Мне стало ясно, что она пришла на ярмарку вовсе не нанимать прислугу, а действовала, поддавшись порыву, чтобы спасти меня от работы в аббатстве, так же как раньше пыталась спасти от поддразнивания мальчишек, когда увидела меня в стене.
Тогда я спросила:
— Это ничего?
— Что?
— Что ты меня наняла?
— Все будет в порядке.
— Но…
— Справимся, — сказала она; она была такой хорошенькой, когда улыбалась, а непокорный огонек в ее глазах делал ее еще симпатичнее.
На нас оборачивались, пока мы шли сквозь толпу, мимо бродячего торговца, громко хвалившегося, что от бутылочки его снадобья все болезни как рукой снимет; мимо жарящегося гуся и ларька со сладостями. Какой контраст мы представляли собой! У нее совсем светлые волосы, а у меня жгуче-черные; она вся такая аккуратная, а я хоть и чистая, потому что накануне постирала платье и вымыла голову, но бедно одетая; у нее такие блестящие черные башмачки, а я босиком. Но никому не пришло бы в голову, что она наняла меня на работу.
Меллиора подвела меня к краю поля, на котором располагалась ярмарка. Там стояла лошадка, запряженная в двуколку, принадлежавшую, как я знала, священнику. Впереди сидела немолодая гувернантка, которую я часто видела вместе с Меллиорой.
Когда мы подошли, она повернулась к нам и сказала:
— Боже мой, Меллиора! Что это значит?
Я так поняла, что «это» относилось ко мне, и я гордо подняла голову и устремила на гувернантку как можно более надменный взгляд.
— Ах, мисс Келлоу, мне необходимо объяснить… — начала Меллиора смущенной скороговоркой.
— Действительно, необходимо. Будьте любезны объясниться.
— Это Керенса Карли. Я ее наняла.
— Вы… что?..
Я укоризненно посмотрела на Меллиору. Если она зря тратит мое время… если она играет и притворяется… если все это было задумано как забавная шутка…
Она покачала головой. Какая удивительная способность читать мои мысли!
— Все в порядке, Керенса, — сказала она. — Предоставь это мне.
Меллиора разговаривала со мной как с подругой, а не как с нанятой служанкой. Пожалуй, она бы мне даже нравилась, если б не горькая зависть. Я-то воображала себе, что дочь священника глупенькая, кроткая, скучная. Это оказалось неправдой. У Меллиоры хватало силы духа, как мне впоследствии предстояло обнаружить.