– А она получила эти деньги? – спросила я, подозревая, что ответ знаю и так.
– Нет. Кевин сказал, что деньги должны прийти с какого-то счета не раньше чем через три месяца.
Все понятно. Мойра умерла, не успев получить ни пенни. «Хотелось бы знать, – подумала я – можно ли сейчас что-то доказать, когда Мойры уже нет».
– Вы случайно не знаете, не оставляла ли она завещания?
Мэгги иронически улыбнулась.
– Это Джетт велел спросить, да? Так вот, завещание она оставила. Примерно два месяца назад мы написали завещания в пользу друг друга.
– Простите, Мэгги, но могу я спросить, почему?
– Потому что одна моя подруга погибла в автокатастрофе, а у нее не было завещания. Она владела домом, где жила с другой женщиной, но ее родственники выкинули ее любовницу на улицу сразу после похорон. У однополых пар нет ни каких прав, мы должны сами уметь за себя постоять. Поэтому мы и составили завещания. Хотя тогда Мойра и не думала, что владеет имуществом, которое можно завещать…
… Тогда – бесспорно, но теперь, когда она умерла, картина резко изменялась. Меня очень заинтересовала эта тема, но я рассудила, что лучше вернуться к ней потом, поговорив еще и с другими. И я предпочла сменить тему.
– А Мики, конечно, был рад, что теперь они работают втроем, как когда-то в старые добрые времена?
– Ничего подобного. Мойра рассказывала, что этот Мики жадный, как дьявол, что он хотел присвоить себе всю прибыль нового альбома, – в прежних он участия не принимал.
– Господи, я уже начинаю удивляться, что Мойра захотела остаться в этом доме!
– Я и сама удивлялась. Но она получала огромное удовлетворение от совместной работы с Джеттом. Она ведь так любила писать стихи… И еще она пела у него на бэк-вокале… Она всегда мечтала, что, когда потекут деньги, я смогу бросить работать, и мы вместе уедем куда-нибудь… – Лицо Мэгги перекосилось от плача. Она достала из кармана мокрый носовой платок и высморкалась. – Она думала о нашем будущем… Иначе она, может быть, и не захотела бы там остаться.
– Мэгги, вы часто виделись в последние несколько недель?
– Не очень. Дома она вообще не бывала. Пару раз мы вместе провели выходные в одной гостинице в Манчестере – Джетт уезжал с Тамар в Париж и оставил Мойре деньги, чтобы она как следует отдохнула. – В ее глазах зажглась искорка, но тут же и погасла. – И мы действительно прекрасно отдохнули.
– Я видела вас, когда рано утром проезжала на машине. Вы чуть не попали мне под колеса. А хозяйка колкаттской гостиницы сказала мне, что вы у нее останавливались. Мэгги, мне важно знать, зачем вы ездили в этот раз к Мойре, хотя, как вы сами утверждаете, в последнее время виделись так редко.
Мэгги отлично понимала, что значат мои слова: рано или поздно к ней явятся полицейские для допроса.
– Теперь все ясно, зачем я вам понадобилась! Вы хотите повесить убийство на меня!
– Мэгги, – я отрицательно покачала голо вой, – я ни на кого не хочу повесить убийство. Я пытаюсь найти преступника, вот и все.
– Если так, лучше поезжайте в Колкатт, – злобно сказала Мэгги. – Кто-то из них желал ей зла. Между прочим, я потому и ездила туда – хотела уговорить ее вернуться домой.
– Кто-то желал ей зла, вы говорите? Но кто? – спросила я.
– Кто-то хотел, чтобы она умерла. Ее и раньше уже пытались убить.
Я вдохнула в грудь побольше воздуху и медленно четко выговаривая слова, спросила:
– Что значит – ее уже пытались убить?
– Что вы знаете о пристрастии к героину? – вопросом на вопрос ответила Мэгги.
– Очень немногое.
– Ясно. Так вот, соскочить с героина чудовищно трудно. Некоторым это все же удается, но у них часто в голове застревает навязчивая идея, что одна маленькая доза не повредит. Это как с курением, – ты можешь бросить, а через три года мечтать о перекуре с друзьями. Но только героин, в отличие от табака, убивает гораздо быстрее. И вот у Мойры в комнате кто-то постоянно оставлял дозы и шприцы. Примерно через каждые два дня Мойра их находила у себя. – Мэгги душила ярость. Она на минуту замолчала, не в силах продолжать.
– Какой кошмар! – прошептала я.
– Понимаете теперь, почему я уговаривала ее вернуться? Все это время она просто спускала героин в унитаз и выбрасывала шприцы, но в какой-то момент она могла бы сорваться, – допустим, у нее было бы плохое настроение, или она не застала бы меня дома по телефону. Одним словом, я за нее очень боялась.