113 
Ну и что с того? Целью Катрин является сейчас устранение милашек.
Гиз преклонил колено и поцеловал руку королевы-матери.
— Последнее время мы мало видели вас, — сказала Катрин. — Это меня огорчает. Мой дорогой герцог, возможно, годы делают меня сентиментальной, но я хочу сказать, что я отношусь к вам, как к одному из моих детей.
— Вы весьма добры, Ваше Величество.
— Разве не воспитывались вы вместе с ними? Я часто наблюдала за вашими ссорами с моими сыновьями… за дружбой между вами и моей дочерью. Увы, дни детства уже в прошлом. Вы знаете, что мы с вами на многое смотрим одинаково. Вероятно, поэтому я отношусь к вам с нежностью. Мы всегда питаем теплые чувства к родственным душам.
— Что имеет в виду Ваше Величество?
— Главным образом религию. Я — такая же верная католичка, как и вы.
— Я рад слышать это, — не без сарказма сказал герцог.
— Мы могли бы радоваться, если бы имели основания сказать тоже самое о всей стране, верно, месье?
— О да.
— Но во Фландрии идет эта война…
Катрин выразительно пожала плечами.
Глаза герцога сверкнули.
— Похоже, кое-кто из высокопоставленных особ поддерживает врагов католицизма. Я всегда считал последних врагами Франции.
— Месье, говорите тихо. Когда-то я имела право голоса в этом королевстве. Теперь это не так. Группа джентльменов руководит королем, а те, кто руководит королем, управляют и всей Францией.
Гиз кивнул в знак согласия и продолжил:
— Мадам, я могу, не боясь показаться изменником, сказать вам следующее: друзья короля восстанавливают против него народ.
Катрин достала из кармана платья изящный платок и приложила его к глазам.
— Вы правы, месье де Гиз. Я бы хотела, чтобы какой-нибудь патриот устранил этих людей. Несомненно, существует какой-то способ.
— Мадам, я уварен, что вам легче отыскать его, чем мне.
Катрин сделала вид, будто не поняла оскорбления.
— Будь я мужчиной, — сказала она, — я бы знала, что сделать.
— Мадам, — не сдавался дерзкий Генрих, — ваши таланты превосходят возможности любого мужчины.
Она улыбнулась.
— Вы слишком любезны. Я — мать, заботящаяся о своих детях, — возможно, слишком ревнивая, слишком беспокойная. Я осталась вдовой, месье. Что я могу сделать? Мне ли по силам одолеть этих… предателей Франции?
— Со шпагой в руке, мадам, — нет, — согласился Гиз.
— Конечно. Но другие могли бы это сделать. Вы понимаете, что эти джентльмены наносят ущерб Франции… и Лиге?
— Да, понимаю, — сказал Гиз.
— Простите меня, месье, но я удивлена тем, что вы так долго позволяете им жить.
— Мадам, как отреагирует король на смерть… его любимцев?
— Конечно, скорбью, но бывает необходимым отнять у ребенка опасную игрушку, месье, хоть это и вызовет у него горькие слезы. В конечном счете это пойдет ему на благо.
— Давайте тщательно обдумаем это дело, — сказал Гиз.
Катрин улыбнулась. Она поняла, что добилась своей цели. Она видела выражение лица Гиза при упоминании о Лиге. Он мысленно спросил себя, означает ли это, что Катрин осознала ее важность. Если это было так, если Катрин допускала возможность значительного укрепления ее позиций, к которому стремился Гиз, королева-мать, несомненно, сделает на нее ставку, потому что она всегда становилась на сторону сильнейшего.
Он с трудом скрывал свои чувства. Его шрам походил на шрам отца Генриха, Франциска де Гиза. Глаз над рубцом начинал слезиться, когда герцог испытывал сильные эмоции. Месье Меченый, этот шрам послужил вам на улицах Парижа, подумала Катрин, но он выдает вас тем, кто хочет прочитать ваши мысли.
Она сидела у окна, глядя на весенний вечер, и думала о том, как скоро Гиз предпримет конкретные действия.
Ей не пришлось ждать долго.
Утром, на следующий день после беседы с Генрихом, еще лежа в постели, Катрин услышала доносившиеся с улицы крики. Фрейлина сказала королеве-матери, что ко дворцу приближается толпа. Похоже, люди несли кого-то.
— Наверно, состоялась дуэль, — Катрин мысленно улыбнулась. — Господи, почему они выбирают для разрешения конфликтов столь неподходящее время!
— Судя по величине толпы, это какой-то важный джентльмен, мадам.
Катрин начала без лишней спешки вставать; в это время король ворвался в ее покои; он словно обезумев. Он явно оделся наспех, его заплаканное лицо было бледным.
Генрих бросился к ногам матери; прижавшись к ней головой, он горько заплакал.
113 
