141 
— Я велел вам не приезжать или нет? — закричал король. — Велел вам подождать?
— Ваше Величество, меня не предупредили о том, что мой приезд неугоден вам, — холодным тоном заявил Гиз.
— Это так! — крикнул король. — Именно так!
— Ваше Величество, нам необходимо поговорить о делах.
— Это решать мне.
Король поискал глазами человека, предложившего убить Гиза; Катрин перехватила этот взгляд и поняла его значение.
— Мой сын, — быстро произнесла Катрин, — я должна поговорить с тобой. Подойди сюда.
Она отвела его к окну. Возле Лувра собралась толпа. Люди сжимали в руках палки и ножи. Они кричали: «Да здравствует Гиз! Да здравствует наш великий принц!»
— Мой сын, — пробормотала Катрин, — время не пришло. Этот способ не годится. У тебя есть твоя гвардия, а у него — Париж.
Король дрогнул. Как и его брат Карл, он боялся народа. Он помнил, что люди на улицах встречали его молчанием; если кто-то раскрывал рот, то не для того чтобы произнести приветствие, а чтобы бросить ему в лицо оскорбление: «Парикмахер, собственной жены! Содержатель нищих!» Произносившие эти слова мгновенно исчезали в толпе, которая скрывала предателя, смеясь при этом над королем.
Как ненавидел он этого высокого худощавого человека, чья мужественная красота нравилась людям! Как смеют они обращаться с Гизом, точно с королем, и оскорблять их настоящего правителя?
— Мама, — сказал он, — ты права. Не сейчас… еще не время.
Он повернулся к герцогу, и после короткого обсуждения аудиенция закончилась.
— Я снова приду к вам, Ваше Величество, — сказал герцог, — когда почувствую, что смогу надеяться на удовлетворительный ответ.
Когда герцог ушел, Генрих в ярости сказал:
— Кто король этой страны? Генрих Валуа или король Парижа?
Катрин смущенно посмотрела на него, спрашивая себя, что произойдет теперь.
Гиз обосновал свою штаб-квартиру в личном особняке, расположенном в парижском пригороде Сент-Антуане. Он не знал точно, что ему следует делать. Большая часть армии была на стороне короля; Гиз мог рассчитывать в основном на поддержку толпы. Стоя у окна и глядя на этих людей, неистово приветствовавших его со слезами на мрачных лицах, Генрих де Гиз думал о том, что истерическое обожание может внезапно смениться ненавистью. Он не являлся частью народа, был аристократом и не доверял простым людям. Его честолюбие достигло апогея, но он знал, что легче всего поскользнуться в конце дороги.
Он решил подождать.
Утром следующего дня герцог явился к королю, но не один, а с четырьмя сотнями вооруженных людей. Встреча оказалась бесплодной.
Напуганный король отказался воспользоваться советом матери и остаться в Лувре, не выдавая своего страха; она умоляла сына не отдавать особых распоряжений для его защиты и ни в коем случае не удваивать охрану. Но король не прислушался к ее словам; он послал за Эперноном и швейцарской гвардией, которая находилась под Парижем.
Люди смотрели на шагающих солдат. Теперь толпа знала, что ей делать. Вызвав иностранцев, король объявил войну своему народу, говорили парижане. На улицы вышли торговцы, студенты, трактирщики, отцы семейств, матери, дети, к ним присоединились нищие и бездомные. Король выставил против Парижа иностранных солдат, и Париж приготовился дать отпор. Из тайников достали оружие, на улицах натянули цепи, взвели баррикады. Все церкви и общественные заведения закрылись. Сражение началось.
Люди убили пятьдесят швейцарских гвардейцев, остальные сдались, объявив разъяренной толпе, что они — добрые католики. Французская гвардия сложила оружие; король укрылся в Лувре.
Улицы были заполнены кричащей толпой.
Гиз стоял у окна, с притворным изумлением глядя на демонстрацию, словно она не имела к нему отношения Катрин, несмотря на ее болезнь, мужественно прошла по улицам от «Отель де Суассон» до «Отель де Гиз». Люди молча пропускали ее; они знали, куда она идет.
Гиз принял Катрин холодно. Теперь он был хозяином положения. Король, сказал он ей, должен немедленно назначить его наместником страны и выполнить требования Лиги.
Катрин была в отчаянии.
— Я — слабая, больная женщина, — сказала она. — Что я могу сделать? Я не управляю этим королевством. Мой дорогой герцог, к чему все это приведет? К чему вы подстрекаете народ? К убийству короля и замене его новым? Вы забываете о том, что смерть порождает смерть. Нельзя показывать людям, что они могут запросто убить короля.
141 
