48 
Адмирал опустился на колени у кровати и начал молиться.
— Господи, я отдаю мою душу в твои руки. Утешь мою жену. Направь моих юных детей… В твои руки… в твои руки…
Дверь распахнулась. Коссен и человек, в котором адмирал узнал своего врага, носившего фамилию Бесме, ворвались в комнату. За ними появились другие, в том числе итальянцы Тосинджи и Петруччи. У них были белые повязки на рукавах и кресты на шляпах.
Они отпрянули назад, увидев пожилого человека, стоящего на коленях у кровати. Католики торопливо перекрестились. Безмятежное выражение адмиральского лица и спокойствие, с которым он поднял свои глаза, на мгновение лишило незваных гостей смелости.
— Вы — Гаспар де Колиньи? — спросил Тосинджи.
— Да. Вижу, вы пришли убить меня. Делайте что хотите. Моя жизнь почти закончилась, вы мало что можете изменить.
Никлас Мусс поднял свою шпагу, пытаясь защитить адмирала, но Тосинджи парировал удар, а Петруччи вонзил кинжал в грудь старика. Другие поспешили завершить дело, начатое Тосинджи, и Мусс со стоном упал возле кровати.
— Да сгинут все еретики! — закричали люди.
Это было сигналом; католики набросились на бесчувственное тело адмирала. Бесме пронзил его шпагой, другие воткнули в него кинжалы, желая окропить лезвия благороднейшей кровью, которую они обещали себе пролить этой ночью.
Колиньи лежал перед ними; они молча смотрели на него; каждый желал скрыть от соратников чувство стыда.
Бесме подошел к окну и открыл его.
— Дело сделано? — крикнул Генрих де Гиз.
— Да, мой герцог, — ответил Бесме.
Шевалье Ангулемский, внебрачный отпрыск Генриха Второго и сводный брат короля, стоявший внизу с Гизом, закричал:
— Тогда выброси его из окна, чтобы мы убедились в том, что ты говоришь правду.
Убийцы подняли тело адмирала.
— Он еще жив, — сказал Петруччи.
— Он проживет недолго, соприкоснувшись с землей внизу, — отозвался Тосинджи. — О, мой добрый друг, мой благородный адмирал, если бы вы не наклонились, чтобы поднять бумагу, когда я стрелял в вас, то вы могли избавить себя от мучений… И нас тоже! Поднимите его, мои друзья. Как он тяжел! Бросайте!
Адмирал предпринял слабую попытку уцепиться за окно; один человек уколол его кинжалом в руку, и… через мгновение Гаспар де Колиньи уже лежал внизу, во дворе.
Шевалье Ангулемский слез с коня и сказал Гизу:
— Тяжело видеть, что это он. Его белые волосы сегодня стали красными. Он словно надел парик, следуя моде, введенной мадам Марго.
Генрих де Гиз опустился на землю, чтобы осмотреть тело.
— Это он, — сказал герцог и поставил ногу на грудь адмирала. — Наконец, господин де Гиз, убийца моего отца, вы мертвы. Вы прожили долго после того, как заплатили в Орлеане за убийство Франциска де Гиза.
Шевалье пнул тело и приказал одному из его людей отрезать голову адмирала.
Окровавленную голову подняли вверх за волосы под восторженные крики.
— Прощай, Колиньи! — заорали католики.
— Прощай, убийца Франциска де Гиза! — произнес герцог, и этот крик был подхвачен другими.
— Вы можете отнести голову в Лувр, — сказал шевалье. — Это подарок королеве-матери, о котором она давно мечтала.
— Что делать с телом, мой господин? — спросил Тосинджи.
— Отдайте его парижанам, пусть они поступят с ним как хотят.
В этот момент прискакал гонец.
— Послание от королевы-матери, мой герцог. «Остановитесь, — сказала она. — Не убивайте адмирала».
— Скачи во весь опор обратно, — распорядился герцог. — Передай королеве-матери, что ты опоздал. Пойдемте, мои друзья. Смерть еретикам! Смерть гугенотам! Король приказывает нам убивать… убивать… убивать…
Телиньи посмотрел на город с высоты крыши. Везде горели огни, факелы освещали ужасную картину. Звучали крики умирающих мужчин и женщин — хриплые, молящие, гневные, растерянные.
Куда бежать? Как попасть в безопасное место, к Луизе? Он знал, что адмиралу не спастись; он должен добраться до его близких и утешить их, оплакать вместе с ними кончину Колиньи.
Он ощутил запах крови. Что происходит, этой безумной, невообразимой ночью? Что делают люди на улицах? Какова судьба его друзей?
Он слишком молод, чтобы умереть. Он еще мало пожил. Адмирал познал приключения, любовь, служение делу; вкусил радость семейной жизни; но Телиньи мало что успел испытать. Он вспомнил прекрасное лицо Луизы, их прогулки по тенистым аллеям сада. Как сильно он мечтал о покое Шатильона, как страстно желал убежать из парижского кошмара!
48 
