«Верните Пальмерстона!» – истошно вопили газеты.
Многие обвиняли королеву, которая, как известно, была против войны, но больше всего обвинений летело в адрес ее мужа.
Так дальше продолжаться не могло.
Прошло еще несколько недель. Наступил март этого достопамятного года. Мальчишки – продавцы газет мчались по улицам, выкрикивая последние новости, и, заслышав эти крики, люди выбегали из своих домов, чтобы купить свежую газету.
«Франция объявляет войну России!» Может ли теперь Англия остаться в стороне? Уже на следующий день все стало ясно. Мы тоже вступили в конфликт.
Так началась эта злополучная Крымская война.
Бедняжка Лили! Ее былая радость уступила место тревоге – Вильяма призвали на службу. По двадцать раз на дню она повторяла:
– Говорят, что это все продлится не дольше недели, в крайнем случае, двух. Уж наши мальчики им покажут!..
И мы делали вид, что согласны с ней.
В тот день, когда Вильям отправился на войну, мы все вышли на улицу. Стоя на балконе Букингемского дворца и одаряя всех горделивой улыбкой, королева провожала взглядом свои доблестные войска. Это было великолепное и чрезвычайно трогательное зрелище. Все собравшиеся на улицах люди оглушительно кричали, приветствуя марширующие колонны, во главе которых шагали юные барабанщики. Войска направлялись в порт, главный пункт своего назначения. Солдаты маршировали и стройно пели победную песню. Мне запомнились ее слова:
Как много в прошлом было их Геракл и Александр, Патрокл и Гектор, Менелай, И ту-ру-ру Лисандр. Но сколько ты ни назови Героев прежних дней, Их всех затмит собой солдат Британии моей!
Глядя на бодро марширующих солдат и слушая оглушительную духовую музыку, доносившуюся со всех сторон, я все время думала о том, что станется с бедняжкой Лили. Вот она стоит рядом со мной – такая хрупкая, хорошенькая… Ей скоро предстоит стать матерью, и я молила Бога, чтобы Вильям вернулся к своей Лили целым и невредимым.
Полли и Джейн дружно сказали, что солдаты – просто душки. Добрые девушки были полны решимости, как они выразились, «немного расшевелить Лили», и с этой целью мы все отправились домой. Разговор вертелся в основном вокруг будущего ребенка Лили. Мы показали ей приданое, которое уже начали собирать для малыша, и постепенно Лили если и не развеселилась в полном смысле этого слова, то, по крайней мере, была уже не так грустна, как на площади, где мы провожали солдат.
На следующий день к нам в гости пришел Чарлз Фенвик.
– Я приехал в Лондон на два дня, – объяснил он, – и посчитал себя обязанным зайти к вам попрощаться. Я еду в Крым.
– Когда? – спросила я.
– Немедленно. Эта война заставила меня сделать окончательный выбор. На фронте наверняка будут очень нужны доктора. Я подал прошение, и меня тут же приняли. И вот сейчас я уезжаю.
– Желаю вам всего наилучшего.
Он улыбнулся мне и Генриетте.
– Когда я вернусь, – сказал он, – мы непременно опять встретимся. Вы позволите к вам зайти?
– Мы будем очень обижены, если вы этого не сделаете, – сказала Генриетта.
Наше прощание вышло несколько неловким – как мне кажется, потому, что все трое пытались скрыть свои истинные чувства.
Кругом постоянно говорили о войне и ни о чем другом. Мне кажется, от армии ждали каких-то чудес, но сообщения о победе все не поступало, и это раздражало людей, с нетерпением ожидавших триумфального завершения войны.
Подошло время родов Лили, и на свет появился маленький Вилли – гордость семейства Клифтов, да и наша тоже. Малыш даже на время заставил войну отойти на второй план. Это был здоровый, жизнерадостный ребенок. Молодая мать просто души в нем не чаяла. Мы постоянно говорили о нем, а что касается Джейн и Полли, то их восторгу не было предела.
Необходима была какая-то разрядка, потому что прежняя эйфория начала потихоньку угасать.
Что же все-таки происходило на фронте? Лето уже подходило к концу, когда пришло сообщение о победе английских и французских войск на Альме. «Уж теперь-то война скоро кончится», – опять начали говорить все кругом. Там наши доблестные солдаты, и этим все сказано. Но в «Тайме» стали появляться тревожные сообщения, автором которых был военный корреспондент этой газеты Вильям Говард Рассел.
В армии началась эпидемия холеры, и наши воины умирали не от ран, а от этой страшной болезни. В госпиталях не хватало необходимого оборудования, организация всего дела была поставлена из рук вон плохо, а отсутствие лекарств и должного ухода наносило нашим войскам ущерб не меньший, чем потери на поле брани. Главным противником, как это ни странно, оказалась не Россия, а коварная болезнь и дезорганизация.