– Наверное, она очень мужественная женщина.
Он помолчал, затем спросил:
– Как ты думаешь, ты полюбишь этот дом?
– Д-да, думаю, что да.
– Ты не сразу ответила.
– Сейчас он кажется мне немного странным. Возможно, даже чужим.
– Чужим? Что ты имеешь в виду?
– Ты сказал, что дома – это члены семьи. А семьи обычно отвергают новичков. А я как раз такой новичок.
– Чепуха! Разве Амелия плохо приняла тебя?
– Нет, конечно.
– А ворота, опускающаяся решетка, зимний салон – ты чувствуешь, что они отвергают тебя?
– Очевидно, я была взята врасплох. Я не представляла себе, что это такое старинное место. Ты не предупредил меня.
– Мне не хотелось перехваливать дом, чтобы ты потом не чувствовала себя разочарованной.
– Неужели я могла бы почувствовать разочарование в таком дивном замке!
Дверь открылась, и вошла Амелия.
– Стивен проснулся, – сообщила она. – Он очень хочет познакомиться с вами.
– Тогда пошли, – предложил Обри.
Стивен Сент-Клер сидел, опершись на подушки, на большой кровати под балдахином, украшенным изящной вышивкой на кремовом фоне. Было ясно, что болезнь его серьезна. Лицо приобрело желтоватый оттенок, темные глаза ввалились. Исхудалые руки, как когти неведомой птицы, лежали на стеганом покрывале.
– Стивен, это Сусанна, – представил меня Обри. Ввалившиеся глаза больного с интересом изучали меня.
– Очень рад познакомиться с вами, – сказал он.
– И я тоже, – отозвалась я.
Амелия поставила стул возле кровати, и я села. Они с Обри тоже устроились на стульях чуть поодаль.
Амелия начала рассказывать Стивену, что я собираюсь остаться у них на неделю, а потом уеду домой, чтобы готовиться к свадьбе.
– Я правильно поняла ваши планы? – осведомилась она у меня.
Я ответила утвердительно.
– Полагаю, что свадьба состоится в вашем доме, – предположил Стивен.
– Мы обсуждали это с отцом, – ответила я, – и решили, что церемония состоится в приходе моего дядюшки. Он будет счастлив присутствовать на ней в качестве священника. Кроме того, в детстве я проводила у них все каникулы.
Улыбнувшись, я повернулась к Обри.
– А вообще-то мы пока толком не говорили о том, как все произойдет.
– Я надеюсь, вы не станете откладывать свадьбу надолго, – продолжал Стивен.
– Для этого нет никаких причин, – с улыбкой произнес Обри, глядя на меня, и добавил:
– По крайней мере, я так полагаю.
Стивен кивнул.
– Последние несколько месяцев я не мог уделять делам достаточно времени, не так ли, Амелия? – обратился он к жене.
– Ничего страшного. Мы нашли хорошего управляющего. Все идет своим чередом. А теперь, когда Обри здесь…
– Амелия всегда была для меня прекрасным помощником, – сказал Стивен. – Я надеюсь, что вы будете таким же для Обри.
– Я сделаю все, чтобы так и случилось, – откликнулась я.
Он кивнул.
Амелия с тревогой взглянула на мужа.
– Мне кажется, Стивен, тебе пора вздремнуть, – сказала она. – Ты еще не раз увидишься с Сусанной до ее отъезда. Я ведь могу называть вас просто по имени, правда?
– Ну, конечно!
– Скоро вы станете членом нашей семьи, поэтому называйте нас просто Амелия и Стивен.
Устало откинувшись на подушки, Стивен закрыл глаза.
Амелия поднялась, я последовала ее примеру.
Наклонившись над кроватью, я обратилась к больному:
– Я скоро опять приду к вам.
Он приоткрыл глаза и слабо улыбнулся мне. Мы вышли из комнаты. Амелия закрыла дверь.
– Он очень слаб сегодня, – сказал Обри.
– Я знаю. Но ему так хотелось познакомиться с Сусанной.
Амелия пошла к себе в комнату, а мы отправились гулять.
За несколько последующих дней я познакомилась с поместьем Минстер Сент-Клер и его обитателями. Мне казалось, что теперь я знаю Обри лучше, чем раньше. Люди часто меняются, когда предстают перед нами в своем привычном окружении. Меня восхищала его любовь к Минстеру. В Индии он представлялся мне неким кочевником, даже немного циничным космополитом. Сейчас же мне казалось, что передо мной совершенно другой человек – открылись черты характера, о существовании которых я и не подозревала. Таковой, например, была для меня его страстная любовь к родному гнезду. Она развилась, по всей видимости, отчасти из-за того, что, как это ни прискорбно, поместью вскоре предстояло стать собственностью Обри – его брат был, без сомнения, обречен. Так же внове для меня была его любовь к лошадям. В конюшне он преображался, с гордостью привлекал мое внимание к отличным статям породистых скакунов, которые содержались там в безукоризненном порядке. В нем проявлялось какое-то безрассудство, когда он правил своим экипажем. Он обожал показать свою власть над великолепными серыми рысаками и частенько пускал их в галоп на безумной скорости, так что когда я ездила вместе с ним, меня почти выбрасывало из кареты. Чем стремительнее мы мчались, тем большее удовольствие он получал от прогулки. Мне стало страшно, и однажды я сказала ему об этом.