— Но ведь король наверно объяснил вам причину. А ваш брат?
— Он уже уехал, Ваше Величество, и моя сестра тоже.
— Значит, король недоволен всей вашей семьей. Я пойду и повидаюсь с ним. Спрошу, что это значит. Он ничего от меня не скроет.
Мария де Салинас, искренне любившая королеву бескорыстной любовью, положила руку на локоть королевы.
— Да, Мария?
Та беспомощно поглядела на Элизабет, как бы прося у той разрешения говорить.
— Что такое? — спросила Катарина. — Если есть что-то, о чем я должна знать, ваш долг сказать мне об этом.
Обе женщины молчали, как будто каждая ожидала, что заговорит другая.
— Я пойду к королю,— сказала Катарина.— Я спрошу его, что это значит, потому что вижу, вы обе что-то знаете, о чем, как вы думаете, мне не следует говорить.
— Я должна сообщить Ее Величеству. Думаю, она должна знать.
Катарина прервала ее строгим тоном:
— Ну же, Мария, довольно. Скажи мне сейчас же.
— Муж и брат графини Хантингдон увезли ее из дворца, потому что они... они опасаются дружбы короля.
Катарина побледнела. Ныне она была почти уверена, что беременна, и раздумывала над тем, нужно ли сказать королю. Она предвкушала, как он обрадуется, и повторяла себе, как она должна ему быть благодарна за его супружескую верность.
Она перевела свой взгляд с Марии на Элизабет в полном замешательстве. Дружба короля с женщиной несомненно могла означать только одно.
Но, должно быть, они ошибаются. Они наслушались сплетен. Это неправда. Он всегда оставался ей верным. Он верит в святость брака и сам часто говорил ей об этом.
Катарина тихо произнесла:
— Пожалуйста, продолжайте.
— Сэр Уильям Комптон выступал в качестве эмиссара Его Величества в том деле,— сказала Элизабет.— Франческа Карсерес обнаружила, что происходит, и предупредила меня. Я сказала брату, и в результате мою сестру отослали в монастырь. Но король недоволен братом и мной.
— Не могу поверить, что это правда.
— Ваше Величество, молю вас, сядьте,— прошептала Мария.— Это потрясло вас.
— Да,— сказала королева,— меня потрясло, что могут существовать такие слухи. Я верю, все это ложь... ложь...
У Марии был испуганный вид. Элизабет прошептала:
— Ваше Величество, разрешите мне удалиться. Я должна собраться, чтобы как можно скорее покинуть двор.
— Вы не уедете, Элизабет,— сказала Катарина.— Я сама поговорю с королем. Это какая-то ужасная ошибка. То, что, как вы считаете, случилось... просто невозможно. Я пойду к нему сейчас. Увидите, он даст мне объяснение. Я скажу ему, чтобы вы остались. Этого будет достаточно.
Катарина вышла из покоев, а Мария печально смотрела ей вслед. Вздохнув, Элизабет отправилась готовиться к отъезду.
* * *
Генриху показалось, что он впервые ясно разглядел свою жену.
Какая желтая у нее кожа! — подумал он, сравнивая ее с Анной Стэффорд. Как она серьезна! И она выглядела старой. Конечно, в сравнении с ним, она была старой, ведь пять лет много значат.
В этот момент она показалась ему неприятной, потому что он чувствовал себя виноватым, а он ненавидел это чувство.
— Генрих,— сказала она,— я услышала неприятные новости. Ко мне приходит расстроенная Элизабет Фицуолтер и говорит, что ты приказал ей покинуть двор.
— Это правда,— сказал он.— Она должна удалиться в течение часа после моего приказа.
— Но она одна из моих фрейлин, и я не хочу, чтобы она уезжала. Она хорошая женщина и ничем передо мной не провинилась.
Его лицо вспыхнуло огнем.
— Мы не желаем ее при дворе,— закричал он.— Может, вы не заметили, но наши желания здесь кое-что значат.
Катарина испугалась, однако же вспомнила, что она дочь Изабеллы Кастильской, и что не подобает кому-либо — даже королю Англии — говорить с ней таким тоном.
— Мне кажется, со мной можно было бы посоветоваться по этому вопросу.
— Нет, мадам,— возразил Генрих.— Мы не видели причин советоваться с вами.
Катарина порывисто произнесла:
— Значит, ты был так любезен, что попытался скрыть это от меня.
— Мы не понимаем вас.
Тогда только она обратила внимание, что он использует официальное «мы», и догадалась, что он пытается напомнить ей, что он король и властелин всех своих владений, и королевы тоже. Она увидела в его глазах опасные огоньки, потому что его лицо всегда выдавало его чувства, но была так задета, так расстроена, что не стала обращать на это внимание.