– Зачем вы сделали такую запись?
Он пожал плечами. Самообладание почти вернулось к нему.
– Ошибки случаются с каждым, фройляйн Трант, вам ли этого не знать. Боюсь, ничем больше не смогу вам помочь.
– Возможно, можете. Попрошу вас дать мне адрес фрау Глайберг.
Он наморщил лоб, но это меня не обмануло.
– Она – ваш друг? – спросил он.
– Я потеряла связь с ней.
– Я тоже. А теперь, фройляйн Трант, вы должны меня понять. Я очень занятой человек. Извините, что ничем не смог вам помочь. – Он поспешно проводил нас до дверей клиники.
Возбуждение мое достигло предела. Мне пришло В голову, если он обманул нас, сказав, что ребенок Гретхен жив, не солгал ли он, сказав о смерти моего ребенка?
Он не смог представить никаких подробностей, не смог указать могилу, моего ребенка.
Как мне хотелось скорее увидеть Максимилиана, так много обсудить с ним!
От Энтони пришло очередное письмо.
«Положение очень неустойчивое. Мне совсем не нравится, что вы находитесь в Германии. Французы ведут себя очень воинственно, а они и пруссаки – старые враги. Если возникнет заваруха, а есть мнение, что беды не миновать, мне не хотелось бы думать, что вы находитесь в тех местах. Одно только слово, я приеду и отвезу вас в Англию».
Было бы несправедливо держать его и дальше в неведении, что я нашла Максимилиана. Я так любила Энтони„что хотела бы, чтобы он перестал обо мне думать. Я надеялась, что та девушка, о которой писала миссис Гревиллъ, даст ему все, что он хотел найти в жене, и я от всего сердца желала ему полюбить ее и забыть обо мне.
Как только представится возможность, я напишу ему обо всем.
Фрау Грабен вошла в классную комнату, трепеща от волнения. Я давала урок английского и пыталась сосредоточиться на материалах занятия. Это давалось мне с большим трудом. Я продолжала думать о моем посещении клиники доктора Кляйна и о его поведении... Все чаще и чаще мне приходила в голову мысль, что и в смерти моей маленькой дочери есть какая-то тайна.
Всякий раз, услышав цокот копыт во дворе замка, я вскакивала в отчаянной надежде увидеть Максимилиана. Мне не терпелось поговорить с ним, определить взаимосвязь странного поведения доктора Кляйна с той Массой таинственных событий, окружавших мою жизнь.
– Что случилось, фрау Грабен?
– Приехала герцогиня Вильгельмина.
Я услышала свой внезапно охрипший от волнения голос.
– Что ей надо?
– Она желает видеть вас.
– Меня?
– Она так говорит. Она – в Рыцарском зале.
– А герцог с ней? – спросил Дагоберт.
– Нет, – ответила фрау Грабен. – Она приехала одна, по крайней мере одна пришла в Рыцарский зал. Две дамы ждут ее в карете.
– Я немедленно спущусь к ней, – сказала я. – Не понимаю, зачем я ей понадобилась.
Я велела детям продолжать чтение книжки сказок, которую мы изучали.
Выйдя из классной, фрау Грабен посмотрела на меня взглядом, полным возбуждения.
– Интересно, что все это значит? – прошептала она в недоумении.
– Она сказала, что хочет видеть именно меня?
– Да, конечно. И у нее был такой взгляд.
– Какой взгляд?
– Он напомнил мне айсберг. Не то, что я видела айсберг. Но такой же холодный, очень холодный. До дрожи холодный, я бы сказала. И мне говорили, что основная масса айсбергов под водой, а не на поверхности.
– А что, если...
– Она что-то узнала? Не могу сказать. Новости всегда становятся известными, особенно плохие новости, а эта новость может оказаться плохой для нее. Но вы скоро узнаете. Когда войдете в зал, обращайтесь к ней Ваша светлость и проявите должное уважение. Тогда вы не ошибетесь.
Я вся дрожала от волнения. Я видела эту женщину один или два раза, но издалека. Одно то, что она считала себя супругой Максимилиана, делало ее опасной, по крайней мере. Я чувствовала, что несправедлива к Вильгельмине, но это было не так. Мы попали в такое положение не по ее и не по моей вине.
Она сидела за столом, когда фрау Грабен открыла дверь. Пришла мисс Трант, ваша светлость, – сказала она, и я вошла в помещение. Я знала, фрау Грабен неплотно прикрыла дверь и стояла, прижавшись к двери, подслушивая.
– Вы – мисс Трант?
Холодые голубые глаза оценивающим взглядом прошлись по мне. По их бесстрастному выражению трудно было понять, что она знала. Она была очень красива. Я заметила это, ощутив острое чувство ревности. Как глупо с моей стороны. Он любил меня и никогда не любил ее. Ее красота напоминала красоту статуи: отчужденной и холодной. Светлые волосы окружали бледное, овальное лицо с орлиным аристократическим носом, неулыбчивый рот прекрасно гармонировал с холодом глаз. Бархатный плащ ниспадал с плеч, открывая кружева на запястьях и на шее. Бриллианты сверкали на пальцах и кружевном воротнике платья и прекрасно дополняли ее облик. Мне трудно было представить ее в порыве страсти, а в ее отчужденности проглядывало что-то неживое и смертоносное, как у змеи.