Особенно,... 
158 
— Ничего.
— Ничего?
— Боюсь, лекарств от него не существует.
— О. Ну, я так и думала, это же всего лишь расстройство. Но что-то вы порекомендуете? Упражнения? Физиотерапию?
Врач провел пальцами по краю папки, словно выравнивая бумаги, которые и без того лежали в идеальном порядке.
— Вообще-то, тут ничем не поможешь, — проговорил он.
— Вы хотите сказать, что до конца жизни я буду хромать и приволакивать ногу?
— Нет, — ответил он, — этого вы делать не будете. Что-то в его голосе заставило мой желудок подтолкнуть завтрак в обратном направлении. Я ощутила во рту противный привкус желчи. Рядом с диваном находилось окно, и через прозрачную штору я видела очертания дерева, его все еще голые ветви, хотя был конец апреля.
— Я крайне сожалею, что должен сказать вам, — начал врач, — но это…
— Я не хочу знать.
— Ливи. — Крис взял меня за руку, я оттолкнула его.
— Боюсь, это прогрессирующее заболевание, — сказал врач.
Я чувствовала, что он наблюдает за мной, но я смотрела на дерево за окном.
Это расстройство поражает спинной мозг, медленно, чтобы я поняла, начал объяснять он, и нижний отдел мозгового ствола, а также крупные двигательные нейроны коры головного мозга. Оно выражается в прогрессирующей дегенерации двигательных нейронов и в прогрессирующем ослаблении и, в конце концов, полной атрофии мышц.
— Вы не можете знать, что это именно оно, — заявила я. — Вы не можете быть уверены.
Есть возможность проконсультироваться у другого специалиста, сказал он. Более того, он даже рекомендует мне сделать это. Он продолжал говорить о доказательствах, которые собрал: результаты спинномозговой пункции, общая потеря мышечного тонуса, слабость моей мышечной реакции. Он сказал, что обычно данное расстройство поражает сначала кисти рук, продвигается вверх по предплечьям к плечам и поражает нижние конечности позднее. Однако в моем случае, процесс, по-видимому, идет в другом порядке.
— Значит, у меня может быть что-то другое, — заметила я. — Значит, вы до конца не уверены?
Он согласился, что никакую из медицинских наук нельзя назвать точной, но потом сказал:
— Позвольте спросить вот о чем: у вас были мышечные фибрилляции этой ноги?
— Фиб… что?
— Быстрое подергивание. Вибрация.
Я отвернулась к окну. Не поддамся, подумала я.
— Ливи? — спросил Крис. — У тебя дергались…
— Это ничего не значит. И вообще, я могу с этим справиться, вылечиться. Просто нужно делать больше упражнений.
Именно этим я поначалу и занималась. Быстрая ходьба, подъем по лестницам, поднятие тяжестей. Я продолжала участвовать в акциях движения, подгоняемая страхом и злостью. Я докажу, что они ошибаются, думала я. Я заставлю свое тело работать, как машина.
На протяжении пяти месяцев Крис разрешал мне сохранять мое место исполнителя до первой ночи, когда из-за меня группа действовала не так быстро. Тогда он назначил меня подавать сигнал тревоги, сказав в ответ на мои крики и протесты;
— Не спорь, Ливи.
Я должна посмотреть фактам в лицо, сказал он.
Я покажу тебе факты, ответила я и отправилась в университетскую клинику заново делать обследование.
Результаты оказались такими же. И когда врач закрыла дверь и повернула свой стул, чтобы видеть мое лицо, и села так, что ее колени практически касались моих, я поняла.
Она сказала, что все не так уж плохо, хотя и называла мою болезнь болезнью, а не щадящим словом «расстройство». Она сказала, что мое состояние будет ухудшаться неуклонно, но медленно, медленно, подчеркнула она. Сначала мои мышцы ослабнут, потом атрофируются. По мере того как нервные клетки головного и спинного мозга будут дегенерировать, они будут посылать беспорядочные импульсы в мои руки и ноги, которые начнут подергиваться. Болезнь будет прогрессировать от стоп и от кистей рук внутрь, пока я не окажусь полностью парализованной. Однако, подчеркнула она своим по-матерински мягким голосом, я всегда буду контролировать функцию тазовых органов, И мой ум и сознание не будут поражены, даже на последних стадиях болезни, когда она доберется до моих легких, приведя к атрофии и их.
— Вы имеете в виду, что я будут точно знать, насколько я омерзительна, — сказала я.
— Знаете, Оливия, — произнесла она, трогая кончиками пальцев мое колено, — я серьезно сомневаюсь, что Стивен Хокинг считает себя омерзительным. Вы же знаете, кто это?
— Стивен Хокинг? А какое он ко всему этому имеет.., — я отодвинула свой стул. Я видела этого человека в газетах, по телевизору. Электрическое инвалидное кресло, помощники, компьютеризованный голос. — Это БАС? — спросил я.
158 
