— У меня есть только одна Оливия. А все, что ей нужно, это не отступать от своих показаний, на что у нее имеются самые веские причины.
— Кроме требуемой одной, — сказала Хелен.
— А именно?
— Что нужно поступать честно.
— У меня сложилось впечатление, что понятия о честном и нечестном не очень много значат для Оливии.
— Возможно. Но люди способны удивлять, Томми. Линли кивнул и обнаружил, что больше не хочет
говорить об этом деле. Он слишком с ним сроднился, и, видимо, будет возвращаться к нему мысленно еще не один день. Но в данный момент и вообще этим вечером он мог позволить себе о нем забыть. Линли взял Хелен за руку, стер налипшую землю.
— Кстати, это ответ на вопрос, почему, — сказал он.
— Что за ответ?
— Когда ты попросила сказать, а я тебя не понял. Это и был ответ — почему.
— Потому что ты не понял?
— Нет. Потому что ты попросила меня сказать. Ты посмотрела на меня и поняла, что-то не так, и спросила. Это и есть — почему, Хелен. И всегда так будет.
Она некоторое время молчала, как будто рассматривая, каким образом его рука держит ее руку.
— Да, — наконец проговорила она, тихо, но твердо.
— Значит, ты поняла?
— Я поняла. Да. Но вообще-то я отвечала тебе.
— Отвечала мне?
— На вопрос, который ты задал мне ночью в прошлую пятницу. Хотя это был не совсем вопрос. Он прозвучал скорее как требование. Нет, пожалуй, и не требование. Это больше походило на просьбу.
— Ночью в пятницу?
Линли стал вспоминать. Дни промчались так быстро, что он даже не помнил, где был и что делал в прошлую пятницу ночью. Кроме того, что они запланировали послушать Штрауса, и что вечер был испорчен, и он вернулся в ее квартиру около двух часов ночи и… Он быстро посмотрел на Хелен, она улыбалась.
— Я не спала, — сказала она. — Я люблю тебя, Томми. Видимо, я всегда любила тебя так или иначе, далее когда думала, что ты всегда будешь моим другом и только. Поэтому — да. Я согласна. Когда захочешь, где пожелаешь.
Оливия
Я наблюдаю за Пандой, которая так и лежит на комоде, на художественно разворошенной стопке писем и счетов. Выглядит она вполне мирно. Свернулась в идеальный шарик — нос прикрыт хвостом. Она оставила попытки понять, почему нарушено расписание и ритуал ее отхода ко сну. Панда не спрашивает, почему я час за часом сижу на кухне, вместо того, чтобы вместе с ней отправиться к себе и в изножье кровати соорудить для нее гнездышко из одеял. Но что бы я себе ни говорила, я должна пройти одна через то, через что должна пройти. Это похоже на генеральную репетицию смерти.
Крис снова в своей комнате. Судя по звукам, он заставляет себя бодрствовать, затеяв основательную весеннюю уборку. Я все время слышу, как он хлопает дверцами, поднимает и опускает жалюзи.
Это бесполезное дело, но я до сих пор гадаю, как все сложилось бы, не пойди я тогда, много лет назад в «Джулипс» и не повстречай там Ричи Брюстера. Закончила бы университет, получила бы специальность, стала предметом гордости своих родителей… Сколько же чужих устремлений приходится нам реализовывать в жизни? И так ли уж виноваты мы в том, что не достигли должного уровня в воплощении чужих мечтаний? На оба эти вопроса напрашивается ответ — нисколько. Но жизнь сложнее, чем кажется.
Глаза щиплет, как будто в них насыпали песок. Я не знаю, который сейчас час, но мне кажется, что черный экран кухонного окна начинает потихоньку сереть. Я говорю себе, что написала на сегодня уже достаточно, что могу идти спать. Мне нужен отдых. Разве не об этом в один голос говорят мне врачи и целители? Берегите силы, не расходуйте попусту энергию, говорят они.
Мы с матерью проговорили в Кенсингтоне до самого утра. Пока за мной не приехал Крис.
— Он мой друг, — сказала я. — Думаю, он тебе понравится.
На что она ответила:
— Хорошо иметь друзей. Один настоящий друг гораздо важнее всего остального. ~— Она наклонила голову и с некоторой застенчивостью добавила: — Хотя бы это я узнала.
Крис приехал совершенно измученный, словно его пропустили через мясорубку. Он выпил с нами чаю.
— Все прошло нормально? — спросила я. Не глядя на меня, он ответил:
—Да.
Мать с любопытством посмотрела на нас, но ни о чем не спросила.
— Спасибо, что вы заботитесь об Оливии, Крис.
— Ливи многое делает сама.
— Чушь, — отрезала я. — Ты даешь мне силы, и ты это знаешь.
— Так и должно быть, — сказала мать.