Для Аманды это был неспокойный обед, потому что во время него Хескет не спускал с жены глаз. Она говорила без умолку – почти все время с Фритом – и, как обычно, много пила.
Фрит делал вид, что не замечает, что что-то неладно. Он льстил Белле, сознательно стараясь поддержать у нее хорошее расположение духа. Милый Фрит, думала Аманда, он действительно очень добрый.
Белла главенствовала за столом – так же, как она главенствовала в их доме, – держа окружающих в страхе по поводу того, что она может сказать в приступе раздражения. Казалось смешным, что такая недалекая женщина могла заставить считаться с собой по этой причине.
Теперь она говорила о доме своего отца и о званых обедах, которые он, бывало, давал.
– Хескет нелепо считает, что я недостаточно здорова, чтобы принимать много гостей. А я ему говорю, что развлечения мне на пользу. Я люблю быть среди людей. Не Хескета, похоже, больше всего интересует его работа. В этом доме все сосредоточено на работе Хескета. Фрит, я думаю, что вы такой же. Я думаю, что если вы когда-нибудь женитесь, то так же не будете обращать внимания на жену, как Хескет.
– Как Хескету не стыдно! – беспечно сказал Фрит. – Но я не думаю, что Хескет не обращает на вас внимания, просто потому, что никто не смог бы не обратить внимания на вас.
– Нелепость. Вы страшно напоминаете мне одного молодого человека, которого я когда-то знала. Мне тогда было восемнадцать лет. Он был – по крайней мере, он говорил, что был, – влюблен в меня.
Хескет с тревогой смотрел на жену. В конце каждого предложения ее голос повышался и слышался какой-то смешок, а вернее сказать, хихиканье.
– Что же будет в Крыму? – торопливо вставил Хескет, чтобы переменить разговор.
– Будущее покажет, – сказал Фрит.
– Как перенесут наши солдаты ужасный тамошний климат? – Поддержала разговор Аманда.
– Люди больше будут умирать от болезней, чем от ран, – заметил Хескет.
– В сущности, я думал предложить свои услуги, – сказал Фрит – Вполне согласен с вами, что во врачах будет такая же нужда, как и в солдатах.
– О, Фрит! – воскликнула Белла. – Вы собираетесь уезжать?
– Я пока не уверен. Не могу решиться. Иногда я думаю, что это чистое безумие – оставить Лондон и уехать Бог знает куда. В делах там будет настоящая неразбериха. Французы оказались нашими союзниками! Ведь совсем еще недавно мы были смертельными врагами. Почему-то мне кажется, что они будут неудобными союзниками... к тому же против «русского медведя»!
– Вы не должны ехать! – сказала Белла. – Я запрещаю.
– А, – весело ответил Хескет, – ты полагаешь, что тебе стоит выпить еще бокал вина?
– А почему бы и нет? – В ее голосе слышалось раздражение.
– Потому что я считаю, что при твоем здоровье тебе уже довольно.
– А я считаю, что могу лучше об этом судить. Видите, Фрит, – продолжала она, и при этом стало заметно, как побагровело ее лицо, пылали не только ее щеки, но и уши, – видите, как со мной обращаются. Как с ребенком. Я не должна делать это... и я не должна делать то.
Шэклтон, камердинер, отвернулся к буфету; прислуживавшая за столом горничная разглядывала что-то на ковре; все чувствовали себя ужасно неловко.
Фрит поспешил помочь.
– Это для вашего блага. Он беспокоится... мы все беспокоимся.
– Вы беспокоитесь! А сами собираетесь покинуть меня ради каких-то людей в заморской стране!
– Как я могу вас покинуть. Поэтому-то я и присоединяюсь к Хескету и прошу: пожалуйста, Белла, не пейте пока больше вина.
Она рассмеялась, но еще не совсем успокоилась, и ее глаза сердито поблескивали.
– Вы все против меня, – сказала она мрачно. – Вы стараетесь лишить меня малейшего удовольствия. Кто-нибудь мог бы подумать, что я пьяница. А мне вино полезно. Один из моих врачей... давно... такой приятный человек... сказал, что мне для здоровья следует пить вино.
– Я думаю, вы ловко обвели его вокруг пальца. К ней вернулось хорошее настроение.
– Ох, он был не так уж занимателен. Бедняга! Он так и не женился. Я часто думала, почему.
– Просто еще одно из тех сердец, которые вы растоптали, проходя по жизни, – сказал Фрит.
Белла неуверенно поднялась, прижав руку к сердцу.
– Все хорошо? – спросил Хескет. Она кивнула.
– Пойдемте, миссис Треморни. Оставим мужчин спокойно пить свой портвейн и вести разговоры о войнах, болезнях и прочих приятных вещах, которые их занимают, я уверена, гораздо больше наших легкомысленных разговоров.