Берли вновь созвал Совет и сказал, что, поскольку брак для королевы настолько желаем, то нужно согласиться с ним, однако теперь она в таком бешенстве, что о чем бы ей ни сказали, она поступит соответственно собственным понятиям.
И даже тогда я никак не могла поверить, что она выйдет замуж. Народ был против, а она всегда считалась с интересами народа.
Роберт говорил тогда, что редко видел ее в таком затяжном кризисе. Казалось, этот Лягушонок послал на нее какое-то проклятие. Он должен был быть колдуном, ибо редко кто видел более неприятного человека. Будет нелепо, если она выйдет за него. Англичане повально ненавидели французов. Разве не был он французом, который поддерживал Марию, королеву Шотландскую, и вдохновлял ее на притязания на трон? Елизавета даст козырь в руки французам, если выйдет за него. В стране могло подняться восстание. Да, д'Анжу был протестантам… но только на тот исторический момент. Он был как флюгер – и все об этом знали: он менялся вместе с дуновением ветра.
Мы поехали в Пеншерст посоветоваться с Сидни, что мы можем сделать в такой ситуации.
Нас приняли с радостью. Я всегда изумлялась семейственности Дадли. Роберта принимали даже с большей теплотой теперь, когда он был в опале, чем в дни его Могущества. Я помнила: Мэри оставила двор потому, не могла более слушать оскорбления в адрес брата, и Филип – тоже. Филип был особым фаворитом у королевы. Она сделала его своим личным подателем чая. Однако, она позволила ему удалиться от двора, поскольку он выглядел таким мрачным при каждой попытке королевы опорочить имя его дяди, что ей, как она сказала, хотелось «надрать ему уши».
Филип был очень красив. Королева любила его и за красоту, и за образованность, и за честность, но, конечно тип мужчин, что привлекали ее, был иной.
Филип был очень озабочен королевским браком, он сказал, что в случае, если брак состоится – это будет национальное бедствие. Так как Филип обладал даром красноречия, то между нами было решено, что неплохой идеей было бы изложить наши соображения по поводу брака в письме и составить его предназначалось Филипу. Так, в дискуссиях, прошли несколько дней в Пеншерсте. Мы с Робертом и Филипом гуляли в саду и обсуждали возможные опасности, которые нес в себе брак королевы, и, хотя я была тверда в убеждении, что она не выйдет замуж, мужчины не были так в этом уверены.
Роберт, конечно, общался с нею дольше и больше всех, но я понимала в ней женщину, чего не смог бы понять он.
Филип закрылся в кабинете и написал письмо, которое было зачитано несколько раз, исправлено, прокомментировано и, как мы думали, смягчено по тону.
«…Сердца нашего народа начнут скорбеть, если не сказать более, когда Вы возьмете в мужья француза и паписта, известного тем, что он сын Иезевели нашего времени, и еще тем, что брат его покусился на брак собственной сестры. То будет равносильно массовой резне наших братьев по религии…»
Он намекал на Катерину Медичи, которая была известна по всей Франции как королева Иезевель – настолько ее ненавидели в собственной стране; и на Варфоломеевскую ночь, которая случилась в Париже, куда съехались гугеноты на празднование брака сестры д'Анжу Маргариты с гугенотом Генри Наваррским.
«…Так как он облечен властью и католик, он не сможет защитить Вас – да и не пожелает а, ставши королем, он повяжет Вас по рукам и ногам.»
Письмо было доставлено, и мы с замиранием сердца ждали в Пеншерсте его последствий.
Однако произошло событие, сделавшее, очевидно, письмо Филипа менее значимым, чем ему предназначалось быть.
Неожиданно и ярко выдвинулся Джон Стаббз.
Стаббз был пуританином, окончившим Кембриджский университет и занимавшимся литературным трудом. Его ненависть к католицизму привела его к опасности. Он настолько яро противился мысли о браке королевы с французом, что написал памфлет, озаглавленный: «Разоблачение бездны, что поглотит Англию, или еще один роковой династический брак с французом, если только Бог не укажет Ее Величеству на греховность его и последующее наказание за сей шаг».
В памфлете не было ничего изменнического по отношению к королеве, чьим покорным слугой объявлял себя Джон Стаббз, однако стоило мне прочесть копию этого произведения, и я поняла, как оно взбесит королеву. И вовсе не из-за политических или религиозных взглядов, а из-за того, что Джон Стаббз недальновидно указывал на то, что возраст королевы не позволит ей иметь наследника.