очень нудно 
12 
Пруденс вошла в холл, увидела лицо Дианы и осеклась.
– Я знаю правду, – негромко сказала Диана.
– Прости, я не понимаю. Какую правду?
– Я виделась с Шейлой.
Лицо Пруденс стало белым, как лист бумаги. Она прикрыла глаза и не сказала ни слова.
Отношения между Пруденс и Дианой никогда не были похожи на отношения любящих друг друга людей. Пруденс постоянно кричала на Диану, когда та делала что-нибудь не так. Диана побаивалась ее – даже в эту минуту, когда недосказанного между ними почти ничего не осталось. Она заговорила, тщательно подбирая слова:
– Мне всегда было непонятно, почему ты не относилась ко мне так, как обычно относятся матери к своим детям, – с нежностью, с любовью. Теперь я все поняла: ведь я никогда не была для тебя... родной. Представляю, как тебе было трудно все эти годы.
– Трудно – не то слово, – ответила Пруденс. – Ужасно.
Эти слова поразили Диану. То, что Пруденс ничего не стала опровергать, означало только одно: все, что сказала Шейла, было правдой.
– Почему ты пошла на это? – спросила Диана. – Так сильно любила моего отца?
– Любила? – фыркнула Пруденс. – Разве я могла любить его после того, что он со мной сделал? Я не могла допустить скандала.
Диана отказывалась верить в услышанное. Неужели вся жизнь их семьи все эти годы была лишь театральной сценой, на которой чужие друг другу люди играют любовь? Диана выпрямилась. Теперь перед Пруденс стояла не напроказившая девочка, но взрослая женщина. Равная перед равной. Теперь Диана знала о себе все или почти все.
Диана посмотрела в глаза Пруденс. «Интересно, – подумала она, – сможем ли мы с ней наладить какие-то новые отношения после стольких лет лжи? «
Может быть, им все же удастся найти взаимопонимание, а может быть, и нет. Как все сложится на самом деле – одному богу известно.
– И несмотря ни на что – ты взяла меня, хотя могла и не делать этого, – сказала Диана. – Спасибо тебе за это. Прости, что так много заставила тебя страдать. Знаешь, я только теперь начинаю видеть все в истинном свете.
Ответ Пруденс оказался на удивление холодным.
– Раз теперь тебе все известно, то, я думаю, будет лучше всего, если ты покинешь этот дом. И чем скорее, тем лучше.
Сказано это было негромко, но слова Пруденс прогремели в голове Дианы словно артиллерийский залп. Она окаменела, она не могла поверить, что Пруденс так откровенно выставляет ее за порог.
– Мама, мы могли бы... – начала Диана, с трудом выговаривая слова негнущимся языком, но Пруденс не дала ей договорить.
– Нет никакой необходимости по-прежнему называть меня матерью, – отчеканила она.
Диану поразило злорадство, прозвучавшее в тоне Пруденс. Столько лет Диана жила в ожидании материнской любви и ласки. Сейчас, гляда в ледяные глаза Пруденс, она поняла, что эта женщина никогда не сможет полюбить ее и никогда не назовет своей дочерью.
– Хорошо, – сказала Диана.
– У меня, однако, есть к тебе одна просьба.
– Какая?
– Не могла бы ты не разглашать причину, по которой мы расстались? С меня уже хватит скандалов, связанных с твоим отцом.
Впервые в голосе Пруденс послышалось волнение, хотя она продолжала говорить ровным тоном, с высоко поднятой головой. Глаза ее по-прежнему были холодными, просто ледяными.
Диана молча кивнула. Потом она поднялась на второй этаж, где ей суждено было провести последнюю ночь под «отчим кровом»;
Время тянулось мучительно медленно. Диана проворочалась на постели почти до самого утра, пока, наконец, сон не сморил ее. Заснула она с грустной мыслью о том, что за свою недолгую жизнь оказалась брошенной сразу двумя матерями.
2
На следующее утро Диана перебралась в маленькую гостиницу на углу Линкольн-Инн и Друри-Лейн. В суете переезда она не переставала думать о своем отце. Бедный! Сколько лет он прожил с таким камнем на душе! Интересно, вспоминал ли он о Шейле каждый раз, когда видел перед собой лицо Дианы? Если да, то просто удивительно, что его сердце не разорвалось от горя. И все эти годы он скрывал свою боль ото всех. Ото всех, даже от Дианы, которую так сильно любил, которая была для него одновременно дочерью и утраченной навеки Шейлой. Сама Диана чувствовала после разговора с Шейлой какую-то странную, новую близость с покойным отцом. Даже при жизни он не был ей так близок. И как же она теперь понимала его! О, Диана хорошо знала, что это значит: быть отвергнутым и покинутым тем, кого любишь, в кого веришь всем сердцем. Ах, если бы она узнала обо всем, пока отец был еще жив! Быть может, она сумела бы помочь ему – так же, как он сам помог ей после того, как Джек...
12 
