Особенно,... 
56 
Шевалье, почувствовав, что корабль стоит прочно, решил привести себя в порядок и подняться на палубу.
Это заняло у него приблизительно около получаса.
В тот момент, когда его голова показалась в люке, от корабля отошла лодка, чтобы высадить на берег пассажира, которого должны были доставить в Вальпараисо.
Машинально шевалье, ослепленный великолепием спектакля, который представал его взору на этом восхитительном побережье Чили, подошел к борту корабля.
Его взгляд упал на лодку, отошедшую от корабля уже шагов на сто.
Шевалье вздохнул.
В лодке, положив морду на колено пассажира, покидавшего корабль, сидел красавец спаниель.
Шевалье позвал своего матроса.
— Франсуа! Блэка и его мать увозят навсегда? Они уже не вернутся?
— Именно так, господин шевалье, — ответил матрос. — Эти двое животных принадлежат господину Шалье, и они последуют за ним.
Дьедонне вспомнил это имя.
Так звали того друга, к которому на борт «Дофина» приезжал Думесниль и который послужил невинной причиной смерти капитана.
Но хотя Шалье и был неповинен в этой смерти, это не помешало Дьедонне затаить против него зло и обиду.
— А! — сказал шевалье. — Я очень доволен, что он убирается прочь, этот господин Шалье, которого так любил Думесниль: мне было бы больно видеть его. Однако, — добавил он, — я сожалею о щенке.
Затем с жестом, выражающим задумчиво-грустное удовлетворение, он продолжал:
— Пусть будет так. Это счастье, что эта собака не осталась на борту, я стал к ней привязываться.
На следующий день корабль отплыл и через два месяца пришвартовался в Бресте.
Наконец, через неделю после высадки во Франции шевалье со своим скорбным багажом въехал в Шартр.
Глава XV,
В КОТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ ОТДАЕТ ПОСЛЕДНИЙ ДОЛГ КАПИТАНУ И ПОСЕЛЯЕТСЯ В ШАРТРЕ
Шевалье остановился в гостинице и немедля навел справки.
У капитана Думесниля когда-то была в Шартре семья; но, как он и говорил Дьедонне, от его семьи не осталось в живых ни одного человека.
Однако многие жители Шартра когда-то хорошо знали капитана и отдавали должное его мужеству и порядочности.
Шевалье разыскал могильщика, тот показал ему склеп семьи Думесниля; капитан был прав: одна из ниш была свободна.
Шевалье позаботился выправить с помощью доктора, капитана и его помощника с «Дофина» свидетельство о смерти, удостоверяющее кончину и личность Думесниля.
Имея на руках такое свидетельство, он мог потребовать и получить это последнее мраморное ложе, на котором его друг будет спать вечным сном.
Он послал письменные уведомления всем влиятельным лицам и именитым жителям города и поместил в газетах объявления о том, что капитан Думесниль умер и будет похоронен в следующий понедельник.
Между письменными уведомлениями, объявлениями в газетах и похоронами должна была пройти неделя.
Таким образом, если у Думесниля и оставались какие-либо родственники, то они были бы предупреждены.
Если они проживали в окрестностях Шартра, то у них было время приехать и принять участие в погребальной процессии.
Если же они были где-то далеко, то они могли бы написать, дать о себе знать и заявить о правах на наследство капитана, наследство, состоявшее всего из нескольких сотен франков, поскольку у капитана не было других источников дохода, кроме тысячи четырехсот или тысячи пятисот франков пенсии.
Похороны состоялись через неделю, то есть по истечении положенного срока; никто из родственников на них не появился, зато присутствовал весь город.
Шевалье возглавлял траурное шествие, и, видит Бог, ни один сын не горевал бы сильнее о смерти отца, чем Дьедонне горевал о смерти друга.
Его слезы, до конца не выплаканные, ждали только подходящего момента, чтобы вновь пролиться, и он испытал непередаваемое блаженство, когда почувствовал, как они заструились у него по щекам.
Когда гроб с телом положили в нишу фамильного склепа, шевалье де ля Гравери пожелал сказать несколько слов этой толпе людей, которые, половина из любопытства, а половина из чувства симпатии, шли за гробом с телом капитана Думесниля до самого кладбища; но рыдания задушили его.
Это был лучший способ выразить свою признательность; с этого момента, если шевалье и не слыл в городе за большого, умника, то в нем видели совсем другие достоинства — его нежное и чувствительное сердце. Де ля Гравери проводили до дверей его гостиницы.
56 
