Последние отзывы

  106  

— Она самая.

— Вы уверены?

— Я уверен, но доказать не могу. Есть только мотив и косвенные улики…

— Мотив ясен, — встряла я. — Ревность. Ведь Галич параллельно встречался и с ней, и с Леной?

— Как показывают факты, то да. Те же факты показывают, что Оксана устраивала разборки с соперницей и даже однажды пыталась ее побить…

— Эти факты вам птичка на хвосте принесла?

— Постпрашал горничных, она в курсе всех событий…

— Еще какие косвенные улики имеются?

— Оксану видели на винтовой лестнице за десять минут до смерти Елены.

— Все?

— Все.

— Мало, — резюмировала я.

— Было бы больше, давно бы арестовали, — досадливо пробормотал он. — Самое же главное доказательство ее вины — ее поведение во время допроса. Она страшно перепугалась, когда я начал с ней разговор о Елене. Побледнела, глазки спрятала… Потом начала врать по пустякам, путаться в показаниях, юлить и имитировать обморок… — Он пожал плечами. — Но такое доказательство я не могу предъявить суду.

— Расколоть не пытались? — очень живо поинтересовался истосковавшийся по ментовским будням Колюня.

— Пытались, но где там… Стоит на своем: ничего не знаю, ничего не ведаю, а с этой кикиморой болотной, в смысле Леной, Васенька мой вовсе и не встречался!

— А пальчики проверили?

— Знаешь, сколько их там? Десяток! Наши же горничные не сильно стараются, пыль вытирая. — Он аж побагровел от возмущения. — А Соловьевские отпечатки есть, да только толку от этого… Признается, что в номере была, но давно, причем ни одна, а с подружкой, подружка, тут как тут, подтвердила, что посещала люкс вместе с подозреваемой еще до того, как в него Елена въехала… — Он вытер пот с лица не очень свежим клетчатым платком. — Я, конечно, не настаиваю на том, что Соловьева столкнула Родину намеренно, может, это и вправду был несчастный случай. Сцепились, наверное, из-за этого племенного жеребца Галича, одна другую и столкнула… Могла бы и Соловьева пострадать, но пострадала Родина…

— Представляю, как этой Оксане обидно было, — задумчиво проговорила Сонька. — Соперница устранена, любимый в полном твоем распоряжении, да вот незадача — любимый-то пропал…

Юра кивнул, соглашаясь с Сонькой, потом еще раз обтер лицо своим задрипанным платком, пригладил волосы, подтянул штаны и провозгласил:

— Ну, мне пора!

— Уже? — почему-то расстроилась Сонька.

— Дела, сами понимаете… — Он довольно приветливо нам кивнул и, пожав Кольке руку, покинул помещение.

Мы остались в палате втроем.

— Сколько ей дадут? — спросила я у Колюни, как только Юра вышел.

— Трудно сказать…

— Двадцать, двадцать пять или больше?

— Я бы пожизненное дала, — встряла Сонька, быстро забывшая о том, что всего двадцать минут назад стояла за преступницу горой.

— Это вряд ли. — Колька наморщил свой безмятежный лоб. — Если бы я взялся ее защищать, дали бы не больше пятнадцати… Общего режима, а то и вовсе принудительного лечения… — Он как-то горько вздохнул и с сожалением протянул. — Жаль, что я не могу… Такой интересный случай…

Я двинула Кольке по кудрявому загривку.

— Эта чума чуть меня не угробила, а ты «жаль, что не могу…»!

— Вот и говорю, — залепетал он, — что не могу… Из-за моральных принципов… и этических тоже… — И опять тяжело вздохнул. — А какой случай!

— У меня, между прочим, шрам может на лице остаться! — продолжала бушевать я. — А ты-ы-ы!

— А что я?

— Предатель, вот ты кто! Пре-да-тель! Только о работе и думаешь! На жену тебе наплевать!

— Мне? Да если бы мне было наплевать, я бы не примчался за две тысячи километров…

— Ребята, — тоскливо заскулила Сонька. — Не ссорьтесь, а?

Но мы ее даже не слушали.

— Хочешь, я скажу, почему ты примчался? — сощурилась я. — Для очистки совести! Чтобы потом не корить себя за то, что в нужный момент тебя не было рядом…

— Ненормальная! — процедил он сквозь зубы.

— Сам ты ненормальный! — озлилась я. — Я тебя ненавижу!

Я хотела сказать еще что-то обидное, но тут Сонька схватила со стола графин с водой и молниеносно вылила его содержимое мне на башку.

— Полегчало? — хмуро спросила она, отставляя графин в сторону.

Отдающая хлоркой жидкость стекла по волосам на лицо, шею, ключицы и тут же залилась мне за воротник. Стало холодно и противно. Я всхлипнула.

— Как тебе не стыдно обижать слабую больную женщину? — захныкала я, утирая забинтованной рукой мокрое лицо.

  106