Лёгкий, ненавязчивый романчик 
97 
– Оттуда и вернулся, – не стал таиться Кантор. – Когда после штурма Кастель Агвилас эвакуировали раненых, неразбериха вышла знатная, нас с Эспадой занесло аж в Галлант.
– Эспада тоже вернулся? – осторожно поинтересовался командор, пытаясь ненавязчиво выяснить, не ждет ли его сегодня еще одна кучка незадачливых грабителей, фигурно накрошенных на гуляш.
Свидетельница между тем потихоньку, мелкими шажками стала отступать в направлении ближайшего угла.
– Нет, он в команду вернулся. А я вот… – Кантор пожал плечами, так как своих дальнейших планов и сам не знал.
– Кантор, – принялся уговаривать командор, – а давай к нам, а? Нам в полиции нужны такие ребята, умные, смелые, бывалые, такие, чтоб знали, с какой стороны у ножа лезвие. Может, наведем на этой набережной порядок, а то я прямо не знаю, с какой стороны подступиться, вечно мне самая пакость достается…
О том, что прозвище свое командор получил за беспросветную невезучесть, Кантор знал давно, и в том, что бедняге, как всегда, достался самый тяжелый участок, не сомневался. Но служить в полиции у него не было никакого желания.
– Да что вы, командор, – возразил он, – разве вы меня не знаете? У меня же от слов «дисциплина» и «субординация» начинаются припадки неконтролируемой агрессии и нервные подергивания конечностей.
Товарищ Фортунато понимающе вздохнул и махнул рукой, приглашая следовать за собой. Кантор подхватил свои пожитки и послушно последовал, сопровождаемый почетным эскортом бравых ребят с повязками.
– А что ты собираешься делать в таком случае? – продолжал допытываться доблестный страж порядка. – Уйти в разбойники, как Кайман с приятелями? Или в консерваторию решил поступить?
– Шутите, – ухмыльнулся Кантор. – Я ее окончил с отличием.
Как он и предполагал, это сошло за особо остроумную шутку.
– Ага, – ухмыльнулся в ответ командор. – И гитара все эти годы была зарыта в огороде. Или у тебя там разобранная винтовка?
– Нет, там действительно гитара. Я встретил в Галланте давних знакомых товарища Пассионарио, которые еще помнят времена его бардовского прошлого. Это его гитара, и меня попросили ему передать.
– Кантор, ты шутишь? Товарищ Пассионарио теперь король! Как ты намерен к нему попасть?
– Думаю, когда он узнает, что я здесь, он сам захочет меня видеть. А что поделывает Амарго?
– Да, как и прежде, непонятно что. Он теперь какой-то особый советник его величества… Ты его тоже хочешь видеть?
– Не особенно, но если к королю можно попасть только через него – придется потерпеть. Вы случайно не можете это устроить?
– Не знаю… Может быть, через Сура… – Командор подумал, поколебался, словно хотел задать не очень уместный вопрос и опасался, не примут ли его за идиота, но все-таки решился. Вопрос оказался действительно идиотским. – Э-э… Кантор, ты можешь не отвечать, если что не так, но уж больно интересно… Тут одни говорят, что вы с его величеством сводные братья, а другие – что Амарго твой отец. Что из этого правда?
Кантор оглянулся на эскорт, наклонился к уху доверчивого командора и таинственным шепотом сообщил:
– Брехня это все. На самом деле Амарго мой внук, а Пассионарио – племянник. А мне полторы сотни лет, я маг и чистокровный эльф, только скрывал это из соображений конспирации. Даже уши пришлось хирургическим путем закруглить, чтобы никто не догадался.
– Здоров же ты врать… – вздохнул Фортунато и больше глупых вопросов не задавал.
Однако по честному лицу бедняги еще долго было видно, какие чудовищные сомнения его гложут.
Он здорово изменился со дня их последней встречи. И без того миниатюрный, еще сильнее исхудал, глаза на осунувшемся лице казались несоразмерно огромными, и отросшая челка больше не падала на них, а была аккуратно зачесана назад. Голову охватывал тонкий золотой обруч – то ли заменитель короны «на каждый день», то ли просто украшение. Новая прическа придавала старому приятелю вид благородный и элегантный, но оставляла на виду уши, весь этот вид портившие. Ибо одно было обычное человеческое, а второе нахально вспарывало острым кончиком гладкую волну волос, вырываясь на волю, и как будто дразнилось: «Что, хотели короля настоящего, приличного, как у людей? А фиг вам, раздолбаям, приличного! Берите что есть. И не смотрите, что плакса, лентяй и уши у него разные, – зато настоящий!»
Король был чем-то обижен, возмущен и крайне недоволен, но Кантор все равно рад был его видеть. Одно это ухо стоило затраченных усилий и двадцати минут в роли публичного посмешища.
97 
