— Браво! — закричали все гости.
— Итак, начиная с этой минуты, прошу вас, господа, не вести больше приватных разговоров, не шептаться друг с другом. Каждый из вас обязан развлекать всех… Давайте, мой Аполлон, — продолжала герцогиня, оборачиваясь к Сент-Олеру, который в этот момент говорил что-то на ухо сидевшей с ним рядом госпоже де Роган, — начнем наш допрос с вас. Скажите-ка нам вслух тот секрет, который вы собирались сейчас поведать своей прелестной соседке.
Должно быть, произнести вслух этот секрет было не очень-то удобно, ибо госпожа де Роган покраснела до корней волос и знаком приказала Сент-Олеру молчать. Тот жестом успокоил свою соседку, а затем повернулся к герцогине.
— Извольте, сударыня, — сказал он и обратился к присутствующим не только для того, чтобы выполнить приказ феи Людовизы, но и для того, чтобы преподнести обществу мадригал, который он по жребию обязан был сочинить:
- Ты хочешь знать, какою тайной я владею?
- Узнай, прекрасная: о, будь я Аполлон,
- Была б Фетидой ты, не музою моею,
- И мгла глубокая сокрыла б небосклон.
Этот мадригал, открывший Сент-Олеру спустя пять лет двери Академии, имел такой успех, что после шумных аплодисментов все присутствующие замолкли, ибо никто не решался выступить вслед за поэтом. Наконец это молчание прервала герцогиня, упрекнув Лаваля в том, что тот ничего не ест.
— Вы забываете о моей челюсти, — ответил Лаваль, указывая на свой забинтованный подбородок.
— Разве можем мы забыть о вашем ранении? — воскликнула герцогиня. — О ранении, полученном вами при защите родины на службе у нашего славного отца Людовика Четырнадцатого! Вы ошибаетесь, дорогой Лаваль, это регент не помнит о вашем ранении, а не мы.
— Во всяком случае, — добавил Малезье, — мне кажется, дорогой граф, что подобная рана должна внушать скорее гордость, нежели печаль.
- Бог битвы страшен и силен.
- Без челюсти оставил он Отважного Лаваля.
- Но для чего судьбу бранить?
- Пока есть глотка, чтобы пить,
- Погибнет он едва ли!
— Боюсь, что в глотку Лаваля не попадет в этом году ни капли вина.
— Почему вы так думаете? — спросил аббат де Шолье с тревогой.
— Как, дорогой Анакреонт, — удивился кардинал, — вы не замечаете, что происходит? Взгляните на небо.
— Увы, — ответил аббат де Шолье, — разве не известно вашему преосвященству, что я уже едва различаю звезды на небе — так ослабели мои глаза. Но тем не менее ваши слова меня встревожили.
— А происходит следующее, — продолжал кардинал де Полиньяк. — Мои виноградари пишут мне из Бургундии, что если в ближайшие несколько дней Бог не пошлет дождя, то весь урожай погибнет от засухи.
— Вы слышите, Шолье, — сказала со смехом герцогиня дю Мен, — его преосвященство требует дождя, понимаете — дождя, а вы так ненавидите воду.
— Это правда, — ответил аббат де Шолье, — но все можно примирить.
- Поверь мне, матушка, с воды меня тошнит.
- Не то что вкус ее, один лишь только вид
- Меня приводит в дрожь, я в бешенство впадаю!
- Но, нынче по земле иссохнувшей бродя,
- С тоскою о воде молю, как никогда, я:
- Ведь жаждут виноградники дождя!
- О небо, дай воды! Из темных туч полей
- Просторы желтые заждавшихся полей!
- Так долго бедная земля моя страдала…
- Пусть ливень прошумит, промчится ураган!
- А я уж постою под крышею, пожалуй,
- Не то еще вода нальется в мой стакан.
— О, дорогой Шолье! — воскликнула герцогиня. — Ради меня, пощадите нас на сегодняшний вечер. Повремените до завтра. Дождь помешает тем развлечениям, которые милейшая де Лонэ, ваша приятельница, готовит для нас в парке.
— Так вот почему мы лишены удовольствия видеть эту прелестную ученую даму! — сказал маркиз де Помпадур. — Бедняжка де Лонэ жертвует собой ради наших удовольствий, а мы забываем о ней. О, сколь мы неблагодарны! Давайте, Шолье, выпьем за ее здоровье!
И Помпадур поднял свой бокал. Аббат де Шолье, шестидесятилетний поклонник будущей мадам де Сталь, немедленно последовал его примеру.
— Погодите, погодите! — воскликнул Малезье, протягивая свой пустой стакан Сен-Женесту. — Черт побери, я тоже хочу за нее выпить!
- Я пустоты не признаю, друзья,
- Век с пустотой бороться буду я,
- Я к пустоте питаю отвращенье,
- Я к ней враждой священной обуян,
- И чтобы в этом не было сомненья,
- О Сен-Женест, наполни мой стакан!
Сен-Женест поторопился исполнить требование Малезье. Но, ставя бутылку на стол, он то ли случайно, то ли нарочно опрокинул один из подсвечников. Свечи погасли. И тотчас же герцогиня, следившая своими быстрыми, живыми глазами за всем происходящим, высмеяла его неловкость.