135 
Эти пасквили были по почте посланы генералам, командирам армейских подразделений и военным комиссарам. Но все они попали в руки Фуше, кроме одного, который был переправлен дилижансом из Ренна в Париж в корзине с маслом и дошел до гражданина Рапателя, адъютанта генерала Моро.
В тот день, когда Бонапарт вызвал Фуше, чтобы вместе с ним отделить врагов от своих, тот как раз собирался в Тюильри с доказательствами готовящегося заговора.
При первых же словах Бонапарта Фуше понял, что приехал вовремя и не зря захватил с собой по экземпляру каждого из трех пасквилей. Он знал, что Рапатель получил целую кипу памфлетов. Это означало, что Моро если и не участвовал в заговоре, то наверняка знал о том, что взрывоопасные документы распространяются по всей армии.
Все это происходило в то время, когда Бонапарт, награждая особо отличившихся военных, вручал им почетные сабли и почетные ружья, подготавливая тем самым создание своего Ордена почетного легиона[101].
Моро под влиянием своей жены и тещи, поссорившихся с Жозефиной и навсегда возненавидевших ее, высмеивал эти награды. Фуше рассказал Бонапарту, как после обильного и превосходно приготовленного званого обеда повару Моро вручили почетную кастрюлю, а после охоты на кабана собака, проявившая самую настоящую отвагу, о чем свидетельствовали три раны, нанесенные ей клыками вепря, получила почетный ошейник.
Бонапарт бы крайне чувствителен к подобного рода нападкам, тем более что их количество удваивало их качество. Он потребовал, чтобы Фуше немедленно отправился к Моро за объяснениями. Но Моро лишь посмеялся над посланником и весьма легкомысленно отозвался о заговоре «горшка с маслом». Кроме того, он сказал, что раз Бонапарт как глава правительства выдает в армии почетные сабли и ружья, то он, Моро, имеет полное право у себя дома раздавать почетные кастрюли и ошейники.
Фуше был возмущен в той степени, в какой его можно было возмутить.
Ожидая доклада своего министра — правда, Фуше являлся министром только для него одного, — Бонапарт кипел от ярости.
— Моро — единственный, после меня, стоящий человек в этой стране. Франция не должна страдать от наших разногласий. Если бы я был на его месте, а он — на моем, я бы пошел к нему в первые адъютанты. Если, конечно, он способен править!.. Бедная Франция!.. Что ж, ладно! Пусть завтра в четыре утра он явится в Булонский лес, и пусть наши сабли разберутся, я буду ждать. Не вздумайте нарушить мой приказ, Фуше, передайте все слово в слово.
Бонапарт ждал до полуночи. Фуше вернулся ровно в двенадцать. На этот раз Моро был более покладист: он обещал на рассвете приехать в Тюильри, где уже давно не бывал.
Бонапарт, настроенный Фуше, принял его со всем возможным радушием, угостил завтраком, а на прощание подарил пару великолепных пистолетов, украшенных бриллиантами.
— Я хотел выгравировать на этом оружии ваши победы, генерал, но места не хватило, — прибавил Бонапарт.
Они пожали друг другу руки, но в душе каждый остался при своем.
Не разрешив, но несколько смягчив ситуацию с этой стороны, Бонапарт тут же с головой окунулся в новые проекты. Прежде всего он послал полковника Лакюэ проверить порты Фландрии и Голландии, чтобы изучить их со всех точек зрения: размер, протяженность береговой линии, население, материальную базу. Полковнику надо было выяснить численность всех каботажных и рыболовецких судов от Гавра до Текселя. Для этого он направил офицеров в Сен-Мало, Гранвиль и Брест. Корабельных инженеров попросили представить модели плоскодонных судов, способных перевозить большие пушки. Все леса в окрестностях Ла-Манша были проинспектированы, чтобы выяснить, сколько там древесины, пригодной для строительства военной флотилии. Зная, что англичане торгуют лесом на юге Европы, он направил туда своих агентов, чтобы перекупить этот так необходимый стране товар.
Сигналом к началу враждебных действий должна была послужить мгновенная оккупация Португалии и залива Таранто.
Намерения Англии были столь очевидны, что не было ни одного человека, даже в стане самых ярых врагов первого консула, который осудил бы Бонапарта за этот разрыв. Францию давно уже тяготило сознание отсталости ее флота, но столь же велико было убеждение, что если бы стране достало времени и средств для строительства необходимого количества судов, то с Англией можно было бы расправиться на море так же, как на суше, и покончить, наконец, с ее господством.
135 
