Особенно,... 
164 
Брюссель был местом сбора роялистов. От Брюсселя до Парижа было четыре-пять дней пути; значит, через четыре-пять дней они вернутся в Париж. Впрочем, пессимисты считали, что потребуется педеля.
Оттого-то все удивились, зачем братья приехали сюда, вместо того, чтобы ждать в Париже. Коль скоро войска направятся именно туда, стоило ли покидать Париж? Да и места для новичка не нашлось даже в Наваррском полку, где он служил когда-то лейтенантом.
Войска бретонцев, на старинный манер готовящихся к осаде Тионвиля, были менее чванливы, чем наваррцы: они приняли соотечественника и позволили ему занять место в их строю.
Видимо, г-н де Шатобриан вовсе не был предназначен для службы в армии. Ожидая должности капитана кавалерии, поставляющего кареты двору, став пока младшим лейтенантом, он отправляется простым солдатом на штурм Тионвиля.
По дороге из Брюсселя г-н де Шатобриан встретил г-на Монрона.
— Откуда вы, сударь? — спросил горожанин солдата.
— С Ниагары.
— А куда направляетесь?
— Туда, где сражаются.
Собеседники распрощались и отправились каждый в свою сторону.
Через две мили г-н де Шатобриан повстречал всадника.
— Куда вы идете? — спросил всадник.
— Иду сражаться, — ответил пешеход.
— Как вас зовут?
— Господин де Шатобриан. А вас?
— Господин Фридрих Вильгельм.
Всадник был королем Пруссии. Он отъехал со словами:
— Узнаю доблестную Францию.
Г-н де Шатобриан отправился брать Тионвиль, как когда-то искал путь на северо-восток. Он не нашел этого пути, и он не взял Тионвиль. В первом случае он сломал руку, во втором — был ранен в голень осколком гранаты.
В то время как г-н де Шатобриан был-ранен в ногу, другой молодой человек, по имени Наполеон Бонапарт, командовавший батальоном, был ранен штыком под стенами Тулона в бедро.
Еще одна нуля сделала все, чтобы убить волонтера-роялиста, но угодила в рукопись «Аталы», которую он хранил на груди, и лишь слегка ранила, К ранению добавилась ветрянка, а к этим двум напастям — еще более тяжкая: бегство разгромленной армии.
В Намюре молодой эмигрант бродил по улицам, дрожа от лихорадки; какая-то нищенка набросила ему на плечи дырявую накидку; эта накидка была ее единственной теплой одеждой. А ведь канонизированный свитой Мартен некогда предложил бедняку только половину своего плаща.
Выходя из города, г-н де Шатобриан упал в ров.
Мимо проходила рота герцога де Линя; умирающий потянул к ним руку. Его заметили, пожалели, поместили в фургон и довезли до ворот Брюсселя.
Бельгийцы так бережно охраняют свое прошлое, что не получили от небес способности угадывать будущее; они не предполагали, что в один прекрасный день пиратское издание сочинений этого молодого человека обогатит трех или четырех мошенников; они захлопнули перед беднягой все двери.
Изможденный, он улегся на пороге какой-то харчевни и стал ждать. Рота герцога де Линя уже ушла из города, но, быть может, Провидение пошлет ему хоть какую-то поддержку.
Надежда — дело хорошее, но он умирал. Провидение сжалилось над умирающим и послало ему брата.
Молодые люди узнали друг друга и протянули друг другу руки. Г-н де Шатобриан-старший был богат: у него были тысяча двести франков, шестьсот он отдал брату.
Старший брат хотел забрать младшего с собой; к счастью, наш поэт был слишком болен. Поэт отправился к цирюльнику, который вернул его к жизни; брат его держал путь во Францию, где его ждал эшафот.
Выздоровев после долгой болезни, г-н де Шатобриан отплыл на Джерси. Оттуда он рассчитывал добраться до Бретани. Разочаровавшись в эмиграции, решил стать вандейцем. Наняли маленькое судно; два десятка пассажиров расположились на палубе, чтобы можно было дышать. Но началась качка, пришлось спуститься вниз, где было очень душно. После болезни Шатобриан еще был очень слаб; кто-то навалился и придавил его. На Гернсей, где судно делало остановку, его привезли без сознания, почти бездыханным.
Его спустили на берег и посадили у стены лицом к солнцу, чтобы он мог в покое испустить последний вздох. Мима шла жена моряка, она позвала мужа. С помощью трех-четырех матросов умирающего перенесли в удобную постель; назавтра его смогли посадить в шлюп из Остенде.
На Джерси он добрался в горячке.
Только к весне 1793 года больной почувствовал, что в силах продолжить путешествие. Он отправился в Англию, надеясь встать там под какое-нибудь роялистское знамя. Но в Англии он вновь стал страдать легкими, и медики, посовещавшись, прописали ему абсолютный покой, предрекая, что и при соблюдении всех предосторожностей больной протянет еще максимум два-три года.
164 
