Особенно,... 
55 
— Разумеется, и она прекрасно знает, что этого ей не избежать.
— Да, но с вами выиграть время — значит переждать грозу. Кроме того, сегодня утром в одиннадцать часов она принимает у себя подругу.
— Кого именно?
— Какую-то креолку с Мартиники.
— Как ее зовут?
— Графиня де Сурди.
— Кто эти Сурди? Известное имя?
— Вы меня об этом спрашиваете?
— Конечно, разве ты не знаешь назубок всю французскую аристократию?
— Я могу сказать, что это семья, послужившая стране и крестом, и шпагой, корни ее восходят к XIV веку. Если я не ошибаюсь, в походе французов против Неаполя принимал участие граф де Сурди, проявивший чудеса доблести в битве при Гарильяно.
— Так удачно проигранной рыцарем Баярдом.
— А что вы думаете об этом рыцаре без страха и упрека?
— Он заслужил свое прозвище и умер так, как должен мечтать умереть любой солдат. Но я не высоко ценю этих рубак, они были никудышными полководцами. Франциск I в Павии поступил как идиот, а при Мариньяно ему не хватило решительности. Но вернемся к твоим Сурди.
— Далее… При Генрихе IV была аббатисса де Сурди, на ее руках умерла Габриель. Она была связана с семьей д'Эстре. Есть еще граф де Сурди, он командовал кавалерийским полком при Людовике XV и отличился при Фонтенуа. С того времени их след во Франции затерялся. Скорее всего, они уехали в Америку. В Париже на площади Сен-Жермен-л'Оксерруа остался старый особняк Сурди. Есть еще улочка Сурди, соединяющая улицу д'Анжу в Марэ, и тупик Сурди на улице Фоссе-Сен-Жермен-л'Оксерруа. Если не ошибаюсь, эта графиня де Сурди, которая, кстати, говорят, очень богата, купила на набережной Вольтера прекрасный особняк, который выходит на улицу де Бурбон[40]. Его видно из окон Марсанского павильона.
— Отлично. Я люблю, когда на свой вопрос получаю такой ответ. Мне кажется, что вся история Сурди попахивает Сен-Жерменским предместьем.
— Не очень. Они близкие родственники доктора Кабаниса, который, как вам известно, в политике придерживается наших убеждений. Кроме того, он крестный дочери де Сурди.
— А, ну, это не многим меняет дело. Все эти сен-жерменские вдовушки — неподходящее общество для Жозефины.
Он обернулся и увидел столик.
— Разве я собирался завтракать тут? — спросил он.
— Нет, — отвечал Бурьен, — но я подумал, что сегодня будет лучше, если вы позавтракаете в кабинете.
— А кто оказывает честь разделить со мной завтрак?
— Тот, кого я пригласил.
— Учитывая мое теперешнее настроение, вы должны быть совершенно уверены, что гость будет мне приятен.
— Я совершенно в этом уверен.
— И кто же это?
— Человек, который прибыл издалека и явился, когда вы принимали Жоржа.
— У меня сегодня больше нет аудиенций.
— Этому человеку аудиенция не назначена.
— Но вам прекрасно известно, что я никого не принимаю без письма.
— Этого человека вы примете.
Бурьен встал, прошел в комнату дежурных офицеров и сказал:
— Первый консул вернулся.
При этих словах в кабинет ринулся молодой человек, которому на вид можно было дать лет двадцать пять — двадцать шесть. Несмотря на свою молодость, он был в генеральском мундире.
— Жюно! — радостно воскликнул Бонапарт. — Ах, черт возьми, Бурьен, ты был прав, когда сказал, что этому человеку не нужно рекомендательного письма! Подойди же, Жюно, подойди!
Молодой генерал хотел поцеловать руку первому консулу, но тот обнял его и прижал к груди. Из молодых офицеров, обязанных ему своей карьерой, Бонапарт больше всех любил Жюно. Они познакомились при осаде Тулона.
Бонапарт командовал батареей санкюлотов. Ему понадобился писарь с хорошим почерком, и Жюно вышел из строя и назвал себя.
— Сядь там, — приказал Бонапарт, указывая на левый бруствер, — и пиши под мою диктовку.
Жюно повиновался. В ту минуту, когда письмо было написано, в десяти шагах разорвалась английская бомба, с ног до головы засыпав их землей.
— Отлично! — со смехом воскликнул Жюно. — Как раз вовремя, у нас ведь нет песка, чтобы присыпать бумагу.
Эти слова решили его дальнейшую судьбу.
— Хочешь остаться при мне? — спросил Бонапарт.
— С удовольствием, — ответил Жюно.
Эти два человека сразу разгадали друг друга.
Когда Бонапарт был назначен генералом, Жюно стал его адъютантом.
Когда Бонапарт ушел в отставку, молодые люди делили нищету и жили вдвоем на те двести-триста франков в месяц, что Жюно получал из дома.
55 
