Он запретил пускать к себе кого бы то ни было; но часовой, знавший Мордаунта как одного из ближайших сподвижников генерала, решил, что запрещение не касается этого молодого человека.
Мордаунт приподнял занавеску и увидел Кромвеля, который сидел за столом, спиной к нему, закрыв лицо обеими руками.
Слышал Кромвель его шаги или нет, но только он не обернулся.
Мордаунт продолжал стоять на пороге.
Наконец Кромвель поднял отяжелевшую голову и, словно почувствовав, что кто-то стоит за его спиной, медленно оглянулся назад.
— Я сказал, что хочу остаться один! — вскричал он, увидев молодого человека.
— Я не думал, что это запрещение касается меня, — сказал Мордаунт. — Но если вы приказываете, я готов удалиться.
— А, это вы, Мордаунт! — сказал Кромвель, и взор его, послушный его воле, прояснился. — Раз уж вы зашли, оставайтесь.
— Я пришел вас поздравить.
— Поздравить? С чем?
— Со взятием в плен Карла Стюарта. Теперь вы властелин Англии.
— Я был им в большей мере два часа тому назад.
— Как так, генерал?
— Англия нуждалась во мне, чтобы избавиться от тирана. Теперь он в плену. Вы его видели?
— Да, генерал.
— Как он себя ведет?
Мордаунт с минуту колебался, затем истина невольно сорвалась с его языка.
— Он спокоен и полон достоинства, — сказал он.
— Что он сказал?
— Несколько прощальных слов своим друзьям.
— Своим друзьям? — пробормотал Кромвель. — Неужели у него есть друзья? — Затем прибавил вслух: — Он защищался?
— Нет, генерал, его все покинули, кроме трех или четырех человек; у него не было возможности защищаться.
— Кому он отдал свою шпагу?
— Никому; он сломал ее.
— Он поступил хорошо; но еще лучше бы сделал, если бы направил ее против себя.
Наступило короткое молчание.
— Командир полка, охранявшего короля Карла, кажется, убит? — сказал Кромвель, пристально глядя на Мордаунта.
— Да, генерал.
— Кто его убил?
— Я.
— Как его звали?
— Лорд Винтер.
— Ваш дядя! — воскликнул Кромвель.
— Мой дядя? — ответил Мордаунт. — Изменники Англии мне не родственники.
Кромвель с минуту задумчиво смотрел на молодого человека; затем сказал с глубокой грустью, которую так хорошо изображает Шекспир:
— Мордаунт, вы беспощадный слуга.
— Когда господь повелевает, — сказал Мордаунт, — нельзя рассуждать. Авраам поднял нож на Исаака, который был его сыном.
— Да, — сказал Кромвель, — но господь не допустил этого жертвоприношения.
— Я смотрел вокруг себя, — отвечал Мордаунт, — но нигде не видел ни козла, ни ягненка, запутавшегося в кустах[*].
Кромвель наклонил голову.
— Вы железный человек, Мордаунт, — сказал он. — А как вели себя французы?
— Как герои, — сказал Мордаунт.
— Да, да, — пробормотал Кромвель, — французы хорошо дерутся, и если моя подзорная труба не обманула меня, мне кажется, я видел их в первых рядах.
— Совершенно верно, — сказал Мордаунт.
— Но все же позади вас, — сказал Кромвель.
— Это не их вина, моя лошадь была лучше.
Снова наступило молчание.
— А шотландцы? — спросил Кромвель.
— Они сдержали слово, — сказал Мордаунт, — и не тронулись с места.
— Презренные! — пробормотал Кромвель.
— Их офицеры желают вас видеть, генерал.
— Мне некогда. Им заплатили?
— Сегодня ночью.
— Так пусть они убираются, возвращаются в свои горы и там скроют свой позор, если горы достаточно для этого высоки. Между мной и ими все кончено. Можете идти, Мордаунт!
— Прежде чем удалиться, — сказал Мордаунт, — я хотел бы задать вам, генерал, несколько вопросов и обратиться к вам, моему начальнику, с одной просьбой.
— Ко мне?
Мордаунт поклонился.
— Я пришел к вам, моему герою, моему отцу, моему покровителю, чтобы спросить вас: довольны ли вы мною?
Кромвель с удивлением посмотрел на него.
Молодой человек хранил бесстрастное выражение лица.
— Да, — сказал Кромвель, — с тех пор как я вас знаю, вы не только исполняли ваш долг, но, более того, были верным другом, искусным посредником и отличным солдатом.
— Вы не забыли, генерал, что мне первому пришла в голову мысль вступить в переговоры с шотландцами о выдаче короля?