9 
Заметив Камиллу, Сюзанна положила тяжелую ладонь ей на плечо и встряхнула.
— Было бы очень кстати, чтобы он сюда сейчас приехал, этот твой траппер, — произнесла она. — Он бы нам все сказал. Уж он-то больше в этом петрит, чем те два придурка: совсем не въезжают, черт бы их драл!
Мясник поднял руку и собрался вмешаться.
— Заткнись, Сильвен, — прервала его Сюзанна. — Сам-то ты тоже ни хрена не понимаешь, как и все остальные. Да что там, я на тебя зла не держу, ты не виноват, это ведь не твоя работа.
Никто, казалось, не обиделся, а два жандарма как заведенные продолжали тупо заполнять положенные документы.
— Я его предупредила, — сказала Камилла. — Он скоро приедет.
— Может, потом у тебя найдется минутка… В уборной труба подтекает, хорошо бы починить.
— У меня нет с собой инструментов. Попозже, ладно, Сюзанна?
— Пойдем, девочка, я пока тебе покажу, что здесь приключилось. — Сюзанна ткнула толстым пальцем в сторону овчарни. — Будто дикари совершали жертвоприношение.
Прежде чем войти в низкую дверь овчарни, Камилла робко и почтительно поздоровалась с Полуночником и крепко пожала руку Солиману. С этим молодым человеком она познакомилась давно: он словно тень повсюду следовал за Сюзанной, помогая ей во всем. Рассказали Камилле и его историю.
Это была первая история, которую ей поведали сразу после приезда сюда, причем так, словно дело не терпело отлагательств: у них в деревне есть негр. Он появился двадцать три года назад, и похоже, за это время они так и не пришли в себя. Как гласила легенда, чернокожего младенца нашли на пороге церкви в корзине из-под инжира. Никто никогда не видел ни одного негра ни в Сен-Викторе, ни в окрестностях, и жители деревни решили, что ребеночка сделали в Ницце или еще в каком-нибудь городе, а там, сами знаете, всякое бывает, в том числе и черные младенцы. Однако этот малыш оказался именно здесь, на паперти храма Пресвятой Девы Марии в Сен-Викторе, и орал, как потерянный, — впрочем, он таким и был. В то раннее утро большая часть местных жителей собралась вокруг корзины из-под инжира и в полном недоумении взирала на совершенно черного младенца. Потом к нему нерешительно потянулись женские руки, подхватили его и попытались укачать, успокоить. Люси, хозяйка кафе на площади, первой решилась осторожно поцеловать малыша в измазанную слюной и соплями щечку. Но того ничто не могло успокоить, он по-прежнему плакал, заходясь в крике. «Бедный негритеночек, он голодный», — изрекла какая-то старушка. «Он обмарался», — предположила другая. Тут, раздвинув ряды зевак, к малышу тяжелой походкой приблизилась толстуха Сюзанна, схватила его и прижала к себе. Тот мигом затих и уронил головку на ее необъятную грудь. И тут же, как в волшебных сказках, где в роли принцесс выступают толстые Сюзанны, все признали очевидное: маленький негритенок отныне безраздельно принадлежит хозяйке Экара. Люси говорила, что ей до самой смерти не забыть, как Сюзанна сунула палец младенцу в рот и оглушительно гаркнула:
— Что застыли, придурки, живо осмотрите корзину! Может, там есть записка!
На дне действительно оказалась записка. Кюре, поднявшись на ступеньки и торжественно воздев руку, дабы призвать к тишине, принялся громко ее читать: «Прашу вас, позаботься о нем…»
— Ты что, придурок, внятно читать не можешь? — заорала Сюзанна, продолжая баюкать малыша. — Ничего у тебя не разберешь!
— Прашу вас, позаботься о нем, — послушно повторил кюре. — Звать его Солиман Мельхиор Самба Диавара. Скажити, мать добрая, а отец злой, как болотный демон. Позаботься его люби, прашу вас.
Сюзанна вплотную подошла к кюре и принялась через его плечо читать записку. Потом забрала описанную ребенком бумажку и спрятала в карман своего просторного, как мешок, платья.
— Солиман Мельхиор, а дальше черт разберет, как его там! — усмехаясь, язвительно произнес Жермен, путевой обходчик. — Что за имечко? Тарабарщина какая-то! Разве нельзя было назвать его Жераром, как нормального человека? Откуда она такая взялась, его мамаша? Может, из бедра Юпитера?
Все еще немного посмеялись, но недолго. Люди в Сен-Викторе, объяснила Люси, все же не полные дураки и могут сдерживать свои чувства, когда это необходимо. Не то что жители Пьерфора, о тех и слова доброго не скажешь.
Пока разбирались с запиской, малыш, прижавшись черной головкой к плечу великанши Сюзанны, вел себя тихо. Сколько ему тогда было? Месяц, не больше. А кого он любил? Да Сюзанну, кого же еще! Вот она какая, жизнь.
9 
