Последние отзывы

  5  

Ненавистно признаться во всем том, что пришло мне в голову. Я подумала, что сейчас, когда я знаменита и богата, женщины, подобные Руфи, считают меня равной. Исчезла Никто из маленького городишка. Теперь я стала — Кто-то.

К несчастью, я опять недооценила Руфь, а может быть, я ее переоценила, потому что, как только я оказалась в Колорадо, я сообразила, что она пригласила меня, чтобы произвести впечатление на своего босса. Когда она вернется в свой нью-йоркский офис, она будет рассказывать ему, что пригласила свою хорошую подругу, подругу всей жизни — самого читаемого автора, Кейл Эндерсон.

Чтобы это сообразить, не нужно даже быть сыщиком. Как только я сошла с крошечного игрушечного самолета, приземлившегося вблизи места, называемого Чендлер, штат Колорадо, Руфь пробежала по гудронированному шоссе и обвила меня руками. Великолепно. У меня лицо вспухло от подозрительно крепких поцелуев, рот забило шелковым шарфом, а тщательно наложенный грим размазался по лицу. Позади, точно как в колледже, стояли две женщины, глядя на Руфь обожающими глазами.

— Кейл, — сказала Руфь, — познакомься с Мэги и Вини.

Мне не сказали, кто из них Мэги, а кто Вини, но одна была толстая и сверкнула на меня глазами, а другая была низенькая и худая, и я тут же поняла, что это она собирается рассказывать мне о ценности лекарственных трав.

Я приветственно улыбнулась и подумала, что надо бегом вернуться в самолет, но пилот уже выруливал на взлетную полосу. Рядом находились два ангара, один закрытый, а в другом — клянусь, что это правда! — стоял биплан времен первой мировой войны. Я снова взглянула на Руфь и решила, что в конце концов она и ее спутницы не так уж плохи.

Вдруг Руфь, улыбнувшись через плечо, сказала:

— Кейл, дорогая, не будешь ли ты так любезна понести мой голубой чемодан? Мне одной, видно, не справиться.

Что же это получается: я могу заключать миллионные контракты и добиваться того, что мне надо, могу описывать женщин, которые вытягиваются в струнку перед каждым, но, поставленная лицом к лицу с женщиной вроде Руфи, все, что я могу, — это дымиться и тащить ее проклятый чемодан вместо нее? Может, потому, что меня не любила мама? Ну да, моя мать не знала, жива ли я, пока не нужно было прочищать канализацию… Можно подумать, что я презираю женщин. Но сейчас я делаю почти все, чтобы хоть одной из них понравиться.

И вот я, спокойная и в здравом уме, уже тащу этот проклятый чемодан Руфи вместе с тремя своими, сопровождаемая ее двумя солдатами, также нагруженными багажом Руфи, в то время как ее королевское высочество несется впереди нас в атаку.

Между тем мы подошли к краю взлетно-посадочной полосы — это было частное поле, так что здесь не было небрежно комфортабельной комнаты для отдыха. Руфь остановилась и небрежно махнула рукой, разрешив опустить чемоданы.

«Ах, благодарю вас, добрая хозяйка», — подумала я и, бросив ее чемодан — не из очень дорогих, между прочим, — уселась на него.

Руфь молчала. Два ее преданных щенка не сводили с нее глаз. Насколько я знаю, у нее не было прислужниц выше или такого же роста, как она сама, она любит низеньких и скромных.

Через минуту ее величество сказало: — Кто-то обязательно будет нас встречать. Она нахмурилась, когда осмотрела шоссе. Не видно было ни единой души, а я как-то сомневалась, что у Руфи был опыт по части долгого ожидания.

Я очень мало знала о предстоящем путешествии. Объяснения Руфи были неопределенны, говоря точнее — их попросту не было. Все время она болтала о том, как ей нравится мой роман «Больше нет подбадривающих шутников». Это был один из моих лучших сюжетов: студентка высшей школы по пятницам в послеобеденное время всегда пропускала занятия по химии, чтобы сидеть в гимнастическом зале, подбадривая аплодисментами кучку бездельников, бегающих за мячом. В конце концов я предъявила ей возможность взорвать всех лидеров по организации аплодисментов, доказав раз и навсегда, что химия намного полезнее футбола. Так или иначе, я купалась в фимиаме Руфи, а потом она сказала: «Положись на меня во всем», что я радостно и сделала. В конце концов, к этому времени я убедилась, что она — один из великих гениев нашего времени.

В результате я сидела сейчас под испепеляющим солнцем Колорадо. Моим единственным утешением было то, что я собиралась реализовать все это при написании новой книги. Может быть, я сделаю убийцей писательницу детективных романов. Ее жертвой должна быть высокая брюнетка по имени Эдвайне Руфэн, и ее не поймают никогда. Или, может быть, в конце детектив скажет: «Я знаю, это сделали вы, но, зная Эдвайну, я считаю, что вы облагодетельствовали мир. Вы свободны. Только больше так не делайте».

  5