— Ты что задумала, черт бы тебя побрал! — крикнул он и, схватив ее за лодыжку, потянул к себе.
— Убирайся! — прошипела она, захлебываясь и шлепая по воде руками.
Кеннеди смахнул попавшие на лицо капли.
— Ты хоть понимаешь, что мы оба утонем!
У нее едва получалось держать голову над водой.
— Я тебя сюда не звала.
Понимая, что спорить бессмысленно, что нужно выбираться на берег, пока у нее еще остались хоть какие-то силы, он обхватил ее рукой за талию и погреб назад.
— Отпусти! — Грейс попыталась вырваться. — Без тебя обойдусь!
— Не обойдешься, — процедил он сквозь зубы. — И перестань вертеться.
— Оставь меня в покое. Возвращайся к детям. Зубы у нее стучали так, что он едва разбирал слова.
— Нет. Я тебя не оставлю. Она вцепилась ему в пальцы.
— Кеннеди…
Он сжал ее еще сильнее, чтобы дать понять — сила на его стороне, и вырваться не получится, а значит, не и сопротивляться ни к чему.
— Успокойся. Расслабься. Я сам все сделаю. Грейс обмякла, сдалась.
Кеннеди первым нащупал под ногами дно и остановился, отдуваясь и прижимая ее к себе. Грейс не шевелилась. Уж не захлебнулась ли, пока он ее тащил?
— Эй? — Теперь, когда ей больше ничего не угрожало, он и сам немного успокоился. — Что с тобой? Что случилось?
Она не ответила. По лицу ее текли то ли слезы, то ли вода.
— Кто тебе звонил?
— Никто.
Грейс трясло, и Кеннеди обнял ее покрепче. Оба замерзли, и он знал, что они замерзнут еще больше, если не выйдут поскорее на берег.
Она напряглась, но он не ослабил объятий, потому что хотел успокоить ее.
В следующий момент случилось странное: Грейс вдруг обвила его ногами, прижалась, как ребенок, и уткнулась лицом в его шею.
— Ну-ну, все будет хорошо, — пробормотал он. Пару минут стояли молча. Грейс понемногу успокаивалась, ее перестало трясти. Наконец она подняла голову.
— Зачем мы здесь вместе? Зачем ты привез меня сюда?
Взгляд его сам собой спустился к ее губам. Зачем он привез ее? Из-за Библии преподобного. Ему нужно было принять решение. Но еще и потому, что был очарован ею.
— Не знаю. Ты… ты мне нравишься. Она покачала головой:
— Нет. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я не про тебя. Держись от меня подальше — ради своего же блага. — Она попыталась оттолкнуться, но он Легко ее удержал.
— Я сам решаю, что для меня лучше.
Они снова соприкоснулись — животами, ногами, руками.
— Ты сам не знаешь, во что можешь впутаться.
Она, наверно, была права — учитывая прошлое и отношение к ней жителей Стилуотера. Но теперь Грейс значила для него куда больше, чем какие-то возможные проблемы.
— Я уже большой мальчик. Думаю, справлюсь.
— Ты не понимаешь…
— Ш-ш-ш…
Кеннеди не хотел ничего больше слышать. И чтобы заставить ее замолчать, наклонился и легонько потерся губами о ее губы. В Стилуотере он пообещал, что не дотронется до нее, но кто же мог знать, что ей взбредет в голову лезть в озеро посреди ночи. И вот Грейс оказалась в его объятиях, и он вовсе не спешил ее отпускать. А уж когда она закрыла глаза и открыла губы, словно приглашая поцеловать по-настоящему…
Захватив губами ее нижнюю губу, он провел по ней языком. Желание просунуть руку под трусики, погрузить палец в нежное лоно пронзило его, но Кеннеди знал, что должен быть осторожен, чтобы ничему не помешать, ничего не сломать. Грейс пробудила в нем чувство, терять которое он не хотел. После Рэйлин она была первой женщиной, вызвавшей такое влечение.
Поцелуй как будто растопил сковывавшее Грейс напряжение. Она открыла рот шире, и этот отклик отозвался во всем его теле, наполнил его надеждой и ожиданием чего-то чудесного.
— Так и знал, что у тебя вкус меда. Она как-то растерянно нахмурилась.
— Что такое?
— Ты так меня поцеловал, словно…
— Словно что?
— Словно я для тебя что-то значу, — закончила Грейс. Странно. Почему ей так трудно в это поверить?
— Так оно и есть. Ты мне не безразлична.
Она снова попыталась высвободиться, но Кеннеди не отпускал.
— Не надо.
Грейс покачала головой:
— Это нехорошо.
— Шутишь? Мне уже давно не было так хорошо. — Голос у него сразу вдруг сел, и она, уловив перемену, посмотрела ему в глаза и прошептала:
— Я знаю, чего ты хочешь.
— Я лишь хочу услышать, что тебе это тоже нравится.
— Нет.