Она всегда восхищалась красным креслом. Когда-то Шарлотта заново обтянула его красным бархатом и обновила пружины и набивку. Верена вздыхала тогда: «Ничего не могу с собой поделать и завидую – кресло такое шикарное, что умереть можно». Шарлотта пересказала тогда Йону слова соседки, и они посмеялись. Кресло, с уродливыми, как у таксы, ножками, всегда казалось ему монстром. Его тоже презентовали дочери старики Пустовка, поэтому к нему надлежало относиться с почтением, а уже после смерти тестя и тещи нечего было и думать от него избавиться.
– Как ты думаешь, Шарлотта не обиделась бы за то, что кресло досталось мне? – спросила Верена.
– Конечно нет, – без колебаний ответил Йон. – Она всегда очень тепло относилась к тебе. И ты так часто нам помогала. Взять хотя бы то, что ты всегда присматривала за домом, когда мы уезжали, – поливала цветы, кормила кота и прочее. Что бы мы без тебя делали.
– Мы же свои люди, – вмешался Манни.
– Хотя ты сам никогда и пальцем не пошевелил, все делала я. – Верена вскочила и подвинула кресло к окну. – Вот тут для него самое место, а? Где же Лютта, куда запропастилась эта девчонка? Да она в обморок брякнется, когда его увидит! Даю гарантию!
– У своей клячи, – буркнул Манни. – Где еще она может быть?
– Вот только боюсь, что стану лить слезы каждый раз, когда на него взгляну. – Верена смотрела то на Йона, то на кресло; уголки ее губ поползли вниз.
Йон попытался переключить разговор на другую тему.
– Как обстоят дела с поиском работы?
– Пока что никак, – сообщил Манни, ткнул вилкой в жареный картофель и повернулся к телеэкрану. Кусочек упал на ковер. Верена закатила глаза и вздохнула, всем своим видом показывая, что ее терпение не безгранично.
– Во всяком случае, желаю успеха. – Йон оторвал взгляд от сочащегося жиром картофеля. Поднимать упавший кусок явно никто не торопился. – Что, интересная передача?
– Беззвучные убийцы, – ответил Манни.
– Про опасных хищников, которые живут в море, – пояснила Верена. – Манни любит такие вещи. Ты не поверишь, чего только нет под водой! Лично я после этого радуюсь, что родилась человеком, а не какой-нибудь каракатицей. Как быть с могилкой Шарлотты, нужно за ней ухаживать? А когда придут мастера, есть у них ключ? Ну, присядь хоть на минутку. У тебя сохранится прежний номер мобильного, да? Ты оставишь нам свой новый адрес?
Из предосторожности Йон не стал давать адрес на Манштейнштрассе, он рискует так и не избавиться от этой обузы. Конечно, при желании они без труда разыщут его, но попытаться не мешало.
– Я проживу там совсем недолго, так что оставлять вам адрес не имеет смысла. Возможно, пройдет какое-то время, прежде чем я обрету под ногами твердую почву. – Немного помедлив, он добавил: – Я вам позвоню.
– Обещаешь? – Верена вытаращила свои кукольные глазки так сильно, что Йон испугался, как бы они не выпали из орбит.
– Все равно я буду постоянно появляться в этих местах, – сообщил он и повернулся, чтобы уйти. Еще минута, и он спасен.
Верена вздохнула:
– Ясное дело, могила дорогого человека. Такие вещи привязывают навсегда.
– Ну, до свидания. Держи хвост пистолетом, – сказал Манни и заговорщицки подмигнул.
– А тебе – побольше фильмов про беззвучных убийц. – Йон мысленно поклялся никогда в жизни больше не общаться с людьми, с которыми приходится вести подобные диалоги.
Верена проводила его до двери и напоследок не отказала себе в удовольствии броситься ему на грудь и оросить слезами.
– Ведь она могла бы дожить до ста лет! Или хотя бы до девяноста. Если бы только не прикладывалась к бутылке. Я рада, что у тебя остался верный друг. Он по-прежнему заботится о тебе?
– За меня не волнуйся, – заверил ее Йон. – Думай о себе. И всего хорошего вашей дочке. – Он сел в машину и поехал. Ему даже не требовалось заглядывать в зеркало заднего вида – и без того знал, что Верена, обливаясь слезами, машет ему вслед. Так, чтобы ее увидели все соседи. Нет, никогда больше он не вернется на Бансграбен.
28
На следующее утро, когда Йон собирался повесить Раушенберга в своем новом кабинете, над столом, пришла Юлия и принесла ему подарок на новоселье. Плоский, завернутый в упаковочную бумагу предмет, перевязанный бечевкой, размером добрых сорок на тридцать сантиметров.
– Сама сделала, – сообщила она. – Надеюсь, тебе будет приятно. Хотя бы недолго.
– Почему только недолго?