— Хорошо, — сказала Десси. — Для меня безумно важно, что вам понравилось. Но это только глина, так что я могу поправить все, что вы посчитаете нужным.
— Нет! — сдавленно возразил я. — Они совершенны.
Я чувствовал, что она улыбается, но не мог отвести взгляда от скульптуры. Точь-в-точь такую же улыбку я видел у Пэт, когда она читала мои рукописи. И видел, как с таким вот выражением ее мать смотрит на мужа и дочь. Хотел бы я знать, смотрела ли она так на меня?
На самом деле я знал ответ: да, смотрела. Я сжал руку Десси.
— Они возвращаются. Соберитесь, — посоветовала она.
Я улыбнулся, смахнул навернувшиеся слезы, пару раз шмыгнул носом.
Десси закрыла скульптуру.
— Почему бы вам не прийти ко мне на обед в воскресенье? — спросила Десси. — Обсудим воплощение в бронзе.
Я кивнул. Мне стало легче, но я еще не вполне доверял своему голосу.
— Только вы. Один. В час.
Я обернулся и посмотрел на нее: это было больше, нежели просто приглашение на обед. Она давала мне понять, что если я заинтересован, то она не против. О да, заинтересован, да еще как! Я кивнул, она ответила улыбкой — и весь вечер мы держались порознь.
Но Джеки нам провести не удалось. Спустя примерно три с половиной секунды после того, как за последним гостем закрылась дверь, она сообщила мне, что мы с Десси вели себя «неприлично».
— А что ваше поколение знает о приличиях? — возмутился я. — Вы расхаживаете по улицам в топиках шириной с мой носок, выставляете напоказ пупок — и думаете, что вам что-то известно о приличиях?
К моему крайнему раздражению, Джеки ответила мне только холодной улыбкой и вышла из комнаты.
До следующего утра я ее не видел. Я ожидал, что утром она в приступе ревности будет греметь и швыряться сковородками и кастрюлями. И почему женщины такие ревнивые? Хотел бы я знать...
Но Джеки на кухне не было. Хуже того, не было на кухне и завтрака. Мне пришлось обшарить весь дом, прежде чем я нашел ее. Она укладывала камеру и всякие принадлежности в большую мягкую сумку. Меня поразили ее ботинки — высокие, на толстенной подошве, весом, наверное, фунтов по двенадцать каждый.
— Куда-то намылилась?
— Ага. Сегодня суббота. Я беру выходной. День обещает быть чудесным, и я иду фотографировать цветы.
Мне совсем не хотелось целый день просидеть в огромном пустом доме. Шесть лет я прожил один и несколько недель — с людьми. И теперь я, кажется, не переношу одиночества.
— Я пойду с тобой, — сказал я.
Джеки насмешливо фыркнула и осмотрела меня с ног до головы. На мне были старая футболка и мешковатые штаны — мой спальный костюмчик. Ладно, за последние несколько летя набрал пару лишних фунтов, но я-то знаю, что под ними — мышцы!
— Я собираюсь лазать по горам, — сказала она таким тоном, словно это исключало всякую возможность моего присутствия. — К тому же у тебя нет ни подходящей обуви, ни даже фляжки!
Ну, с этим не поспоришь. Я никогда не был фанатом туризма, особенно горного. Весь день карабкаться по горам, в итоге десять минут полюбоваться каким-нибудь неописуемым видом — и спускаться обратно. Уж лучше я останусь дома и почитаю книжку.
— Мне кажется, возле «Уол-марта» я видел магазинчик под названием «Горное что-то там».
— Он там есть. — Джеки надела рюкзак. — Но он открывается часов в девять, а сейчас семь, и я готова к выходу.
Она улыбнулась и пошла к лестнице. Я вздохнул:
— Ладно, позвоню Десси, спрошу, что она сегодня делает...
Джеки остановилась и посмотрела на меня так, словно хотела убить с особой жестокостью.
— Одевайся, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Синие джинсы, футболка, рубашка с длинным рукавом.
Я в шутку отдал ей честь и пошел одеваться.
Спортивный магазин открывался в десять. Я успел плотно подкрепиться перед испытаниями грядущего дня и заглянуть в книжный магазин, где я накупил нужных книг на сто пятьдесят шесть долларов. Джеки порядком издергалась. Она три раза объясняла мне что-то про уровни освещенности и положение солнца — все сводилось к тому, что из-за меня она пропускает лучший свет. Думаю, она отыгралась, навесив на меня достаточно снаряжения для покорения Эвереста.
Когда мы с Джеки закончили с покупкой снаряжения, стрелка часов перевалила за одиннадцать. Джеки, увидев, что я поглядываю на часы, прорычала:
— Клянусь всем святым, что у меня есть: если ты заикнешься про ленч, то пожалеешь, что родился на свет!